Сестры Эдельвейс

– Посмотрим, что скажет добрый доктор! – заявил бандит, тряся его, как крысу. – Может ли он поставить диагноз? Что не так с этим грязным евреем? – Даже не переведя дух, он ударил несчастного с такой силой, что у врача закружилась голова и он упал на колени на тротуар. Из его носа струилась кровь. – Как думаешь, что с тобой не так, еврей? – вновь спросил бандит, изо всех сил стукнув его ногой в живот. Схватившись за больное место, врач застонал и перекатился на бок. Кто-то отпускал шутки, кто-то смеялся. Биргит прижала руку ко рту, желчь подступила к горлу, а желудок скрутило. Как люди могут быть настолько бессмысленно злыми? Этот человек не сделал никому здесь ничего, ничего плохого, но на лицах людей было написано бешеное ликование. Они наслаждались этим отвратительным зрелищем. Биргит посмотрела в глаза одной женщине, которая быстро отвела взгляд. Что она чувствовала, эта женщина, – стыд?

– Пошли, Биргит. – Вернер вновь попытался взять её за руку. – Ты не хочешь на это смотреть. Фильм скоро начнется. Мы пропустим кинохронику…

– Фильм? – Она повернулась к нему, у неё вырвался всхлип. – Вот что тебя заботит?

Вернер поджал губы.

– Ты не хочешь этого видеть.

Бандиты наконец оставили в покое бедного врача, заметив другую жертву – отца и сына, которых теперь окружила глумившаяся толпа. Мужчина обнимал мальчика за худенькие плечи. У Биргит вновь вырвался то ли всхлип, то ли крик. Медленно обведя глазами площадь, она поняла, что это не единственный инцидент.

Это творилось по всей улице, может быть, по всему городу – бандиты в коричневых рубашках взламывали магазины, нападали на людей, бродили по тротуарам, выискивая, кого бы избить. Воздух был полон криков, ярости и страха, как будто мир сошел с ума. Как будто, поняла она, все было спланировано.

– Вернер, что происходит? – задыхаясь, прошептала она. – Почему это происходит сейчас? – Прежде чем он пожал плечами, на его лице мелькнуло смутное выражение вины. Биргит шагнула к нему ближе. – Ты знал об этом?

– Может, что-то слышал, – неохотно признал он, – но был не в курсе, о чём речь. Клянусь тебе, Биргит! Ты что же, думаешь, это я виноват? Я уже говорил тебе, что ничего не имею против евреев. – Его лицо сморщилось, и это было так странно на фоне всего происходящего безумия. Он был похож на маленького мальчика, топавшего ножками, пока весь мир горит. – Это не моя вина. Тебе не в чем меня винить.

Биргит покачала головой. К врачу подбежала жена, стала помогать ему подняться. Биргит метнулась было к ним, чтобы предложить помощь, но поняла, что может сделать только хуже. А потом подумала о Франце.

– Мне пора домой, – сказала она Вернеру.

– А как же кино…

– Не хочу я в кино! – вскричала она. А потом посмотрела на Вернера, такого высокого, такого красивого в своей новой униформе, и вспомнила, как он её спас, как они целовались на мосту, вспомнила его письма, полные скучных новостей и всё же такие бесценные. Она шагнула к нему и уже мягче добавила: – Вернер, разве ты не видишь… это не…

Он выставил вперёд руку, не дав ей закончить.

– Позволь хотя бы домой тебя проводить, – сухо сказал он, и Биргит кивнула. Весь мир рушился, и то, что было между ними, рухнуло тоже.

Они молчали всю дорогу до Гетрайдегассе, обходя разъярённые толпы и разбитое стекло. Когда свернули на улицу, Биргит напряглась.

– Что-то горит…

– Скорее всего, синагога на Юденгассе, – ответил Вернер, и она посмотрела на него.

– Ты знал?

Он пожал плечом.

– Разве не очевидно?

К тому времени как они добрались до магазина, Биргит буквально трясло от волнения. Когда она метнулась к двери, Вернер схватил её за рукав. Дверь была заперта, шторы опущены.

– Биргит… как же мы теперь?

Она повернулась к нему, измученная гневом, страхом и любовью, которую, несмотря ни на что, по-прежнему к нему чувствовала, даже теперь, даже когда не хотела чувствовать к нему ничего. Он не нацист, вновь напомнила она себе, но… когда город был объят пламенем, он вполне мог оказаться кем угодно.

– Я тебе напишу, – пообещала она, хотя не могла представить, что это будет за письмо. – Когда у тебя следующий отпуск?

– Не знаю. Ходят разговоры, что нас перебросят в Судетскую область.

Биргит кивнула. Два месяца назад Гитлер вошёл в Чехословакию. Конечно, Вернер должен был быть там задействован.

– Я напишу, – повторила она и, не оглядываясь, через чёрный ход ушла в дом.

Эдеры сидели наверху, съёжившись в креслах, бледные и испуганные. Когда Биргит поднялась, Хедвиг метнулась ей навстречу.

– Биргит! – крикнула она и, к изумлению дочери, разрыдалась. Биргит не могла вспомнить, когда в последний раз видела мать плачущей и видела ли вообще.

– Всё в порядке, мама, – сказала она, и Хедвиг сжала её в объятиях.

– Мир сошёл с ума, – заявила она, отойдя в сторону, и шмыгнула носом. – Просто спятил.

– А что с Францем? – спросила Биргит, видя, что его нет.