Сестры Эдельвейс

Франц побледнел, но сделал как она велела: надел старую рабочую куртку и плоскую кепку, закинул на плечо мешок с картошкой. Лотта закуталась в зимний плащ, натянула сапоги; она не покидала аббатства почти три года.

На Ноннбергштиге им не встретилось ни души; город был холодным и тихим. До Гетрайдегассе всего пятнадцать минут ходьбы, напомнила себе Лотта. Пятнадцать минут – это пустяки. К тому же, как сказала настоятельница, гестаповцы вряд ли станут допрашивать монахиню.

Не считая того факта, что одну они только что арестовали.

– Пойдём побыстрее, – велела она Францу, который без того шёл так быстро, как только позволяли его тяжёлая ноша и опущенная голова.

– Слишком быстрая ходьба подозрительна, – пробормотал он, когда они шли вниз по Кайгассе. – Ты же монахиня, не забывай. Ты должна парить.

Меньше всего Лотте сейчас хотелось парить. Она с трудом держала себя в руках, чтобы не перейти на бег. Город вокруг неё сливался в бесформенное пятно цвета и шума, всё тревожило её чувства и наполняло душу ужасом. Неужели Зальцбург всегда был таким громким, люди – такими шумными? Её сердце колотилось, ряса взмокла от ледяного пота. Поймав взгляд человека в униформе, она быстро отвела глаза.

Господь милосердный, помоги нам. Спаси нас…

Вниз по Кайгассе, через Моцартплатц, на Юденгассе – каждый шаг давался с болью, и вот наконец, наконец, перед ними появился маленький магазинчик с вывеской часовых дел мастера, на которой была нарисована веточка эдельвейса. Дом. Даже после стольких лет в Ноннберге здесь был её дом.

Она вошла в магазин, высоко подняв голову, как любой другой посетитель, хотя её всю трясло. Зазвонил колокольчик, из соседней комнаты вышла Биргит, и у неё отвисла челюсть от удивления.

– Что, ради всего святого…

Лотта быстро объяснила ситуацию.

– Машина, – ошеломлённо повторила Биргит. – Водитель.

– Ты ведь умеешь водить, правда? – отчаянно воскликнула Лотта.

– Немного, – ответила Биргит, – но не слишком-то хорошо. К тому же женщины за рулём встречаются редко. Это будет выглядеть подозрительно.

– Я умею водить, – сказал Франц. Они повернулись и посмотрели на него. – Я буду вашим шофёром. Так всё будет более-менее объяснимо: две женщины в машине, мужчина за рулём. Вы едете к тёте в Ладис, наняли меня, чтобы я вас довёз.

Биргит и Лотта переглянулись.

– Это может сработать, – сказала Биргит.

– Но где взять машину? – спросил Франц. – И бензин?

– Я знаю того, кто у меня в долгу, – заявила Биргит. Лотта и Франц вопросительно посмотрели на неё. – Ингрид, – пояснила она, и хотя ни та, ни другой её ни разу не видели, это имя было им знакомо. – Я… немного ей помогла.

– Помогла, – повторил Франц, сузив глаза. – Иоганна мне всё рассказала. Ты не просто ей помогла, Биргит.

– Я всего лишь выполнила свой долг. Но правда в том, что она теперь должна помочь мне, по меньшей мере предоставить машину и бензин. – Она повернулась к Францу. – Постарайся никому не попадаться на глаза. Я пойду к ней. Может быть, задержусь.

– Времени мало, – предупредила Лотта, думая о Кунигунде, которая сейчас, наверное, была на Хольфгассе, где её допрашивали или что похуже. Сколько времени пройдёт, прежде чем она им всё расскажет? Желудок Лотты словно окаменел. Ей, конечно, предъявят обвинение. Даже ехать в Швейцарию было не так страшно, как возвращаться в Зальцбург.

Обрывочные мысли кружились, сменялись одна другой. Биргит ушла, Франц побрёл наверх. Когда Лотта вслед за ним вошла в кухню, Хедвиг радостно вскрикнула и крепко обняла сперва Лотту, потом Франца. Манфред вышел из гостиной, и его измученное лицо расплылось в улыбке.

– Как чудесно вновь вас видеть! – восклицал он, снова и снова тряся руку Франца. Лотта в замешательстве смотрела на него. Иоганна рассказала ей, что он сильно изменился, но он вёл себя так, словно Франц вернулся с праздника.

– Папа устал, – тихо сказала Хедвиг. – Он очень… устаёт после того, как был арестован.

Лотта проглотила печальные слова. Отец повернулся к ней.

– Лотта, – удивлённо спросил он, – почему ты так одета?

– Это ряса, папа, – ответила Лотта. – Я ведь теперь монахиня, помнишь?

Он покачал головой, с улыбкой постукивая себя по виску.

– Я уже не так умён, как раньше, – сказал он и ушёл в гостиную. Лотта закусила губу, чтобы не расплакаться. Она не думала, что он настолько плох.

– У него бывают хорошие дни, бывают плохие, – быстро выпалила Хедвиг, защищая мужа. – Сегодня явно не лучший. – Она обвела взглядом их обоих. – А теперь живо наверх, на случай, если они придут. – Её лицо помрачнело. – Если они сюда заявятся, они сунутся к вам только через мой труп.

Франц широко улыбнулся и вдруг поцеловал её в щёку. Хедвиг покраснела, а Лотта рассмеялась. Её поразило, что среди всего этого ужаса они ещё могут улыбаться и шутить.