Сестры Эдельвейс

Следующие несколько часов текли мучительно медленно, наполненные странной, сладкой горечью. Кто знал, как много им ещё осталось? Может быть, завтра в это же время они будут под арестом, может быть, окажутся в тюрьме или даже погибнут. А Биргит? Она тоже была в опасности. Все были в опасности.

Франц мерил шагами чердак, а Лотта сидела, сложив руки на коленях, и пыталась молиться. Оба готовы были тут же спрятаться, едва раздастся стук в дверь.

– Куда ты поедешь, когда окажешься в Швейцарии? – спросила она вслух, и Франц пожал плечами.

– Если окажусь в Швейцарии, – он накрыл лицо руками, – то, наверное, попытаюсь добраться до города. Стану думать, как жить дальше. Там должны быть организации для беженцев. Во всяком случае, мне так кажется. – Он покачал головой. – Если честно, я вообще всего этого не представляю.

– Я тоже. – Лотта не могла даже вообразить, как сядет в машину, которую, если Бог даст, достанет Биргит. Что, если она никогда больше не увидит настоятельницу? И родителей? Она подумала, что оставила мысли о них позади, когда принесла последние обеты, но нет. Она по-прежнему тосковала по солнечному теплу, по объятиям отца, по колокольному звону, зовущему на молитву…

Внизу открылась и захлопнулась дверь, и они с Францем обменялись долгими, усталыми взглядами. По лестнице застучали шаги, в комнату влетела Иоганна и бросилась в объятия Франца.

– Мама мне рассказала… я поеду с вами, – всхлипывая, прошептала она, уткнувшись в его шею. Он ласково гладил её по спине. – Я не отпущу вас одних.

– Глупости. Ты же понимаешь, это опасно. Я должен быть уверен, что с тобой всё в порядке, Иоганна, что мне есть ради чего жить. – Он улыбнулся, глядя в её мокрое от слёз лицо. – К тому же, если ты надолго отлучишься с работы, это заметят. И потом, подумай о родителях. Им ты нужнее, чем мне, особенно сейчас. И мы оба прекрасно понимаем, что Биргит лучше справится с рискованной ситуацией.

– Не важно, – настаивала Иоганна, но Лотта видела, что она согласна с Францем. Вытерев щёки, Иоганна сказала:

– Я встретила Биргит на улице. Она сказала, что Ингрид разбирается с машиной.

Франц облегчённо выдохнул, но Лотта ощутила лишь ещё больший страх. Если Биргит не достанет машину, они не смогут уехать. И что тогда? Выхода не было. Неважно, уедут они или останутся – они подвергают свою жизнь опасности.

Следующие несколько часов прошли как в тумане. Биргит вернулась в потрёпанной «народной машине» – «Форде», которому было явно больше десяти лет. Его крылья были помяты, окно с одной стороны выбито.

– Мы же замёрзнем! – воскликнула Лотта, но кроме как завесить окно вощёной бумагой они больше ничего не могли сделать. Они оделись как можно теплее, Хедвиг собрала им корзины с едой – этого рациона хватило бы на неделю, и, конечно, они никак не смогли бы столько съесть, но Лотта понимала, что так мама выражает свою любовь. Они обняли Манфреда, Хедвиг и Иоганну, в последний раз вгляделись в любимые лица, запоминая дорогие черты, и вышли в ночь.

Ехали молча. Франц вёл машину по узким тёмным улицам, стараясь как можно скорее добраться до главной дороги в Иннсбрук, кружа и петляя по маленьким деревенькам, рассыпавшимся между двумя городами, избегая крутых горных дорог, из-за снега ставших опасными.

Температура в машине уже в первые несколько минут упала очень низко. Лотта и Биргит закутались до носов и прижались друг к другу в бессильной попытке согреться на ледяном ветру, дувшем в выбитое окно.

История, которую они придумали на случай, если их остановят, была следующей: они поехали в Ладис навестить больную тётю. Лотта – не только монахиня, но и сестра милосердия. Бедная тётя при смерти, вот они и едут ночью, чтобы добраться до Ладиса как можно скорее.

У них в самом деле была тётя в Ладисе, но они видели её только в раннем детстве. Хедвиг подробно рассказала им о ней, чтобы история получилась как можно правдоподобнее. Ещё она написала тёте письмо, в котором просила оставить девушек у себя, пока они не помогут Францу благополучно перебраться. Лотта не могла себе представить, что придётся долгое время жить в Ладисе. Она вообще не помнила ни тётю, ни деревню, где та жила.

Следующие несколько часов прошли совершенно бессобытийно. Какое-то время спустя Лотта провалилась в беспокойный сон и, проснувшись разбитой и окоченевшей, с удивлением обнаружила, что они всё ещё едут и всё ещё темно. Ей начинало казаться, что во всём мире наступила бесконечная ночь и солнце никогда больше не взойдёт. Но вскоре по небу разлился бледно-серый свет. Они съели часть припасов, которые им заботливо собрала с собой Хедвиг, и постарались уснуть, несмотря на холод.

– Почему мы не можем ехать днём? – спросила Лотта, когда солнце высоко поднялось и засияло на вершинах снеговых гор. – Это ведь не так подозрительно, и к тому же, если мы будем в пути только ночью, мы за целую вечность не доберёмся до места.

– Это слишком опасно, – возразила Биргит, но Франц покачал головой.