Сестры из Версаля. Любовницы короля

Диана!

Уже две недели, как тетушка отправилась в Версаль, поэтому, если ты хочешь приехать, милости просим. Наверное, тебе очень одиноко в монастыре без Полины. Тетушка прямо не говорила о том, что запрещает тебе переступать порог ее дома (как она поступила с Полиной), поэтому, пожалуйста, приезжай, если сможешь, в четверг или пятницу.

Надеюсь, Полину хорошо принимает при дворе Луиза. Тетушка с ней не виделась и даже этому очень рада. Она слышала, что у Полины ужасные манеры, что она оскорбила самого короля! Ну, не волнуйся, она же приехала ненадолго.

Если ты приедешь на следующей неделе, увидишь новорожденных щенков Виктуар. Один – совсем крошечный, и шерсть у него удивительного рыжего цвета. А еще я получила письмо от Марианны, так что поделюсь с тобой ее новостями.

Пожалуйста, когда будешь отвечать, просто напиши «да» или «нет», чтобы я могла понять, приедешь ли ты.

Гортензия

Полина

Версаль

Начало зимы 1739 года

Версаль – огромный дворец, но все, что имеет вес, – маленькое. Дьявол, скрывающийся среди чванливых придворных, под мерцающим светом тысячи свечей, которые отражаются в сотне зеркал, как они говорят, проявляет себя в мелочах.

Едва слышное царапанье в дверь: кто-то громче, кто-то тише. Приветствие на секунду дольше или на долю секунды короче – что бы это могло означать? Брошенный украдкой взгляд или опущенные глаза. Сюртук, который слишком часто надевали; кружева, которые искусно перешивались, но на один и тот же корсет; шорох нового атласного платья там, где раньше носили только шерсть. Место, занимаемое человеком во время службы или за обедом. В каком экипаже ездит тот или иной придворный – следом за королем или в третьем по счету. В какой комнате вас поселят, когда двор выезжает в Компьен или Фонтенбло: в более просторной или же, наоборот, более тесной, чем в прошлом году. Крошечная деталь, но она бесконечно, бесконечно важна!

Какая странная жизнь! Странное существование! На следующий день после моего ужина с королем эта страна (как придворные называют Версаль) гудит, словно улей, и я осознаю, что здесь слухи разносятся быстрее молнии. В покоях Луизы толпятся те, кто хочет хоть одним глазком взглянуть на меня. Я слышу шепот за спиной, ловлю на себе взгляды и ощущаю себя невероятно довольной.

– Сейчас это в моде – странные создания, как те обезьяны, которых я видела в Париже.

– Новизна! Полагаю, что это не стоит сбрасывать со счетов.

– Мне не следовало бы говорить прямо, моя дорогая, это неприлично, но я просто не понимаю. Я. Просто. Не. Понимаю. Что здесь может привлечь?

Эти идиоты меня мало беспокоят: я быстро понимаю, что это всего лишь язык Версаля. Не думаю, что потружусь выучить его.

Король любит постоянно находиться в окружении небольшой группы придворных; Луиза уверяет меня, что он чувствует себя одиноко, если рядом с ним меньше четырех компаньонов. Все соперничают за то, часто тщетно, чтобы быть одним из избранных. Есть сотни, если не тысячи людей, которые бы отдали свои зубы, настоящие или вставные, чтобы оказаться в этом волшебном списке приглашенных: то ли на охоте, то ли за ужином, то ли вечером за играми. А когда ты оказываешься среди избранных? Какая власть!

Бесконечные мелкие стычки за первенство, просчитанные с точностью военной кампании. А поле битвы – это скамья в часовне, священные скамеечки, стол, за которым сидит королева, прихожая короля. Ну а то, кого и через какие комнаты провожают, кому будет дарована честь снять королю сапоги, – здесь вовсе не мелочи, а вопросы первостепенной важности. Любое свидетельство близости к королю, каким бы скромным оно ни было, считается ценнее десятка бриллиантов.

Откровенно говоря, я сейчас ощущаю себя невероятно богатой. Я одна из избранных, я среди тех, кто задает моду при дворе: Шаролэ и ее сестра Клермон, такая же мегера; герцогиня д’Антен, которую Луиза называет доброй подругой, и графиня д’Эстре, обе безвредные простушки, у которых достоинств – лишь красивое личико и умение поддерживать вежливую, непринужденную беседу.

Ох, и, разумеется, Луиза.

* * *