Джинни говорила тихонько, и голос ее слегка дрожал от возбуждения, что делало ее похожей на заговорщицу. В последнее время меня не оставляло чувство вины. Если бы кто-то начал говорить со мной на эту тему, я бы тут же во всем созналась, так как допускала, что кто-то видел, как я вначале подбросила в постель жабу, а затем вынесла ее, и понял, зачем я это проделала. Так что.., в любой момент все могли узнать о моей роли в этом событии.
Следующая фраза Джинни устранила мои страхи, однако очень удивила меня.
- Это Феб Гаст, - пояснила она.
- Чего она хочет?
- Ей нужно поговорить с вами, мисс Берсаба. Она сейчас сидит в амбаре. Она попросила найти вас и узнать, не можете ли вы прийти поговорить с ней.
Амбар, где хранили зерно, представлял собой каменное строение, находившееся на отшибе, и добраться до него было можно только пройдя через небольшое поле, раскинувшееся за садом.
- Кто-нибудь знает о том, что она там?
- Ой, нет, хозяйка. Она бы до смерти перепугалась, если бы кто ее там увидел. Меня-то она поджидала на тропинке, потому что знает, где я хожу, так вот она вышла навстречу и говорит: "Ты скажи госпоже Берсабе, скажи ей, что мне ее надо видеть". Ну и сказала, что будет ждать в амбаре.
- Ну что ж, пойду узнаю, в чем там дело, - сказала я, почувствовав нечто вроде ликования: все-таки она пришла ко мне.
Когда мы добрались до амбара, я открыла дверь и заглянула внутрь. Скрип двери заставил Феб вскочить на ноги, но как только она узнала меня, на ее испуганном лице выразилось облегчение.
Я почувствовала себя взрослым человеком, несущим ответственность за происходящее, то есть таким, каким Анжелет с ее полным отсутствием опыта стать не могла.
Я сказала:
- Джинни, возвращайся домой и никому не говори, что видела здесь Феб. Я найду тебя, когда вернусь домой.
Джинни вышла, а я прикрыла дверь.
- О госпожа! - воскликнула Феб. - Мне было некуда податься, и я подумала о вас. Вы были так добры со мной в тот раз.
- Но ведь я пока ничего не сделала для тебя, Феб.
- Да хватит и того, как вы на меня посмотрели. Как будто все сразу поняли.
- Слушай, Феб, - сказала я, - ты встречалась с мужчиной, и теперь у тебя будет ребенок. Это так?
- Вы ужасно умная, хозяйка. Откуда вы узнали?
- Я не знала.., я просто.., догадалась. Феб, видимо, подумала, что у меня есть какие-то сверхъестественные способности, и теперь бедняжка в отчаянии смотрела на меня, как на богиню, которая спасет ее от всех неприятностей. Не скрою, такая оценка льстила мне. Вообще все выглядело очень странно: я пыталась навлечь несчастье, а быть может, и смерть на одну женщину и с радостью бросалась на помощь другой. Это являлось чем-то вроде искупления вины, попытки задобрить ангелов. Более того, я упивалась ощущением власти, оно действовало как бальзам, исцеляя раны, нанесенные мне Бастианом. Я уселась рядом с Феб.
- Как это произошло? - спросила я.
- Он сказал, что я очень хорошенькая и что на меня приятно смотреть. Он сказал, что просто глаз от меня оторвать не может. До этого я и не думала, что могу кому-то нравиться. Ну, и от этого я совсем размякла.
- Бедная Феб, - сказала я, - должно быть, трудно жить под одной крышей с таким человеком, как твой отец.
При упоминании об отце Феб задрожала.
- Я его боюсь, госпожа Берсаба. - Она расстегнула свое безобразное черное платье и показала мне шрамы от плети на плечах. - Он избил меня за то, что я в субботний день пела песню о весне. Я думаю, он меня убьет. Конечно, я этого заслуживаю. Я так согрешила!
- А почему ты сделала это, Феб?
- Охота на меня нашла, госпожа Берсаба. Я кивнула. Кто мог понять ее лучше, чем я?
- Давай перейдем к делу, - сказала я. - Он об этом знает?
- Господь храни нас, нет. Моя мать знает, и отец может выбить из нее признание. Он обвинит в моих грехах и ее. Отец скажет, что она знала о моем разврате и оставила его безнаказанным. Что же мне делать, госпожа Берсаба?
- Я подумаю.
- Вы страшно добры ко мне. Ко мне никто никогда так хорошо не относился.
Мне стало стыдно. Я даже не думала, что могу испытывать такие чувства. Я узнала о себе нечто новое. Мне нетрудно было поставить себя на место Феб. Я могла представить, как на меня находит охота и как бы я почувствовала себя на месте дочери Томаса Гаста. Именно поэтому я была способна проявить сочувствие к Феб и оказать ей помощь. И даже в такой момент я подумала: Анжелет никогда не могла бы этого сделать. Наивная Анжелет просто ничего не поняла бы.
Я спросила:
- А он не может жениться на тебе? Она покачала головой:
- Он уже женат. Я знала об этом с самого начала. Просто не представляю, что на меня нашло.
- И давно ты носишь ребенка?
- Ну, пожалуй, месяцев шесть. Рано или поздно приходит время, когда этого уже не скроешь... И это время пришло.
- И ты решила бежать...
- Да. Мать об этом знает. Знает уже два дня. Она очень переживает. Все говорит, что отец меня убьет. Тяжелый он человек.., но хороший. Он просто не умеет прощать грехи, а мой грех, наверное, из самых тяжелых. Мать за меня боится. Вот поэтому я и убежала. Подумала, что так будет лучше.