Сестры в вечности

На этот раз в доме была приходящая уборщица, которая мрачно орудовала пылесосом. Эдит предложила мне пройти в кабинет мужа. Она сразу подтолкнула мне подписанный чек, как будто не сомневалась, что только меркантильность заставила меня немедленно примчаться к ней из Лос-Анджелеса.

— Генри с утра уехал заниматься похоронами брата. Еще он с адвокатом должен снова подняться в тот ужасный дом, полиция просила составить опись того, что, по его мнению, мог украсть грабитель.

Я решил все-таки высказаться.

— Мэм, не знаю, что вам рассказал муж, но он, кажется, узнал машину Лютера, когда мы с ней чуть не столкнулись на его горной дороге. Я подумал, что ей мог бы управлять Том. Вы не хотите рассказать полиции, что ваш сын пропал? Если они объявят его в розыск, шансы найти мальчика будут гораздо выше. Особенно, если он связался с плохими людьми и сейчас находится в опасности.

— Я не понимаю, на что вы намекаете, — холодно ответила Эдит. — Генри все рассказал полиции про «Корветт» сегодня утром. Он признался, что вчера был в шоке и просто забыл этот инцидент. Теперь полиция думает, что на машине уехал грабитель. Они уже объявили ее в розыск. И, как вы сами говорили, нет никаких оснований связывать Тома с убийством Лютера. Мы даже не знаем, был ли он в этом доме. Никто же не видел водителя. Никто вообще не видел Тома со вчерашнего утра.

— Понимаете, — вдруг сменила она тактику и попыталась заговорить проникновенно. — Генри сейчас просто на грани, я это вижу. Когда мы с ним познакомились, у него уже шалило сердце. Все думали, что он спокойно пережил разрыв с Ниной, но я увидела, что это подточило его изнутри. И ему иногда было трудно даже смотреть на маленького Тома, потому что он был очень похож на мать. Все что я хотела — чтобы у нас была просто обычная семья, без драм и русских горок, с умеренным счастьем. Я очень старалась. Не могу сказать, что я была без ума от мужа, к тому же ребенком от другой женщины, но я не молодела, а мне хотелось семью. Потом Генри не взяли на фронт и он опять едва не впал в депрессию. И снова улыбался своей сонной улыбкой и все скрывал внутри. Но затем его забрали в какой-то секретный проект в Неваде и он уехал на долгие месяцы. Ему нельзя было даже говорить, куда. А я осталась одна. С чужим маленьким ребенком. Никогда мне не было так страшно и одиноко. И однажды я проснулась и, услышав плач Тома, обняла его и поцеловала, а он впервые обнял меня в ответ. Я тогда впервые поняла, что люблю его, как своего ребенка. А потом Генри вернулся, и мы все снова были вместе. Это была моя семья, и я решила, что буду защищать их даже ценой своей жизни.

Хоть миссис Химмельберг и говорила, как какая-то фантастическая машина из рассказов Герберта Уэллса, как ни странно, я ей поверил.

— Хорошо, пока мы не будем сообщать о Томе в полицию, — согласился я. — Но мне нужно осмотреть его комнату. И еще доступ к его шкафчику в школе. Наверное, будет лучше, если вы поговорите с директором, сообщите, что Тому нужны какие-то его учебные материалы во время болезни, и за ними пришлете друга семьи.

Ей понравилась моя идея и она обещала позвонить директору сразу после моего ухода, а на всякий случай написать мне доверительное письмо, разрешающее доступ к личным вещам ее сына.

Как и ожидалось, в комнате Тома не было ничего примечательного. Обычное логово подростка, забитое книгами, спортивным инвентарем, пластинками, брошенной на пол одеждой и разношенной обувью.

— Я так и не успела здесь прибраться, — извинилась Эдит.

Вряд ли мальчик смог спрятать в этой комнате хоть что-то сокровенное от всевидящего ока матери.

Я уже собирался прощаться, когда почему-то решил спросить:

— Значит, вы никогда не встречались с Ниной, первой женой Генри?

— Нет, — лицо Эдит содрогнулось, но я уже привык к этом эффекту. — Да и Генри о ней практически не вспоминал. Мне было достаточно видеть то, что она она с ними обоими сделала, чтобы возненавидеть ее. И пока Генри так страдал, эта дрянь имела наглость прожигать жизнь в развеселом довоенном Париже, наверняка, меняя мужчин, как перчатки. Я не злой человек, но я рада, что она умерла.

— А вы сами бывали в Париже перед войной?

— Если честно — да, — смутилась Эдит. — Всего один раз. Я ездила с подругами по книжному клубу прямо перед войной. Париж, Ницца, потом поехали в Италию. Осмотрели Рим и Флоренцию. Из Венеции должны были на Восточном Экспрессе отправиться в Стамбул. Но в Европе уже было неспокойно и мы решили, что не стоит продолжать путешествие. Мы остались в Италии, а при первой возможности вернулись в Америку.

Глава 8

Попрощавшись с миссис Химмельберг, я уже готов был ехать в школу Тома, когда одна неожиданная мысль заставила меня резко затормозить у тротуара.