Сети кружевницы

Никаких разночтений завещание не допускало. Александре Зуевой и Антону Волынкину, если на момент смерти завещателя они будут состоять с ним в трудовых отношениях, полагалась утешительная премия в размере ста тысяч рублей каждому. Такая же премия плюс рояль, стоявший в магазине, предназначалась старому другу Бородина, Леониду Федоровичу Кудряшову. При этом оговаривалось, что с роялем этим он может делать все, что заблагорассудится: продать, подарить, обменять. Или же, пока новый хозяин не продаст или не перепрофилирует магазин, приходить и играть на нем в любое время.

Все остальное свое имущество: магазин, квартиры на втором и третьем этажах этого же дома, квартиру на Советской, в которой он проживал, дачу в Высоком, счета в банках Бородин завещал Инге Дунаевой. О предполагаемом родстве в завещании не говорилось, и это было только на руку девушке. Если родство не подтвердится, во что Иван абсолютно не верил, ни у кого не будет предлога оспорить завещание в суде, мотивируя это обманом со стороны Инги, игрой на родственных чувствах старого торговца антиквариатом.

– Неплохое такое наследство, – присвистнул Щедрый. – Можно забросить работу и жить в свое удовольствие.

– Насколько я понял, – возразил Рыбак, – для Инги ее работа и есть самое большое удовольствие в жизни. Причем, скорее всего, единственное.

– М-да… Тяжелый случай. Надо будет завтра пообщаться со всеми наследниками. Капитан, – обратился Щедрый к оперу, – обеспечьте, пожалуйста, завтра к десяти явку свидетелей в городское управление.

Тут внимание Щедрого привлек шум в магазине:

– Лейтенант, что там у тебя?

– Тут продавец здешний, Волынкин, уже третий раз приходит, хочет с начальством поговорить.

– Завтра. Пусть завтра приходит в городское отделение полиции. А хотя давай его сюда.

– Здравствуйте! – Антон Волынкин влетел в кабинет.

Худой, с бледным вытянутым лицом, он чем-то напомнил Ивану Федора, хотя внешне они были абсолютно разными. Очевидно, сходство крылось в несомненном переизбытке интеллекта, явно читавшемся в лицах и Волынкина, и Лебедева. Просто какая-то интеллектуальная одержимость, иначе не скажешь.

Незнакомый Ивану опер посмотрел на него в упор, предлагая прогуляться, на что Рыбак сделал непонимающее лицо и уселся на диван, давая понять, что если кому-то и надо прогуляться, так это самому оперу. Спорить тот не стал.

– Здравствуйте, молодой человек, присаживайтесь, – самым что ни на есть доброжелательным тоном заявил Щедрый.

Волынкин посмотрел на него, перевел взгляд на Рыбака и плюхнулся на предложенный стул.

– Говорят, вы арестовали Ингу Дунаеву? – с места в разбег начал он.

– А кто говорит? – поинтересовался Щедрый.

– Да все! – отозвался Волынкин. – Шурочка, бабки во дворе.

– Шурочка – это, если я правильно понимаю, Зуева Александра Анатольевна, так?

– Так, – согласился Антон.

– А почему вы называете ее Шурочкой? Все-таки разница в возрасте очень серьезная. Вы состоите в родстве?

– А? Что? При чем тут это?

– Просто у меня была тетушка, родная сестра моей бабушки, так она не разрешала звать ее тетей Соней, требовала, чтобы я звал ее Сонечкой или Софочкой. Вот я и подумал…

«Изображает из себя хорошего полицейского, – решил Рыбак. – Втирается в доверие к свидетелю».

А еще он подумал, что Щедрому не нужно изображать хорошего, он такой и есть, так как занимается тем, что у него получается, – своей работой. А вот он, Рыбак, – черт знает чем. Из полиции (тогда еще милиции) ушел, потому что служба пришлась не по душе его первой жене. Попытался создать свой ЧОП[11], но не справился с организационными вопросами. Теперь вот подвизается в детективно-консалтинговом агентстве, но от детективной деятельности в агентстве только название, больше идет упор на консультации по вопросам бизнеса, в которых он дуб дубом. Зато коллектив подобрался что надо, несмотря на некоторых чересчур умных товарищей. Но порой, в какие-то определенные моменты, Иван скучал по оперативной работе, и сейчас как раз был именно такой.

Тем временем Щедрый продолжал изображать хорошего полицейского:

– Так, значит, вы пришли поговорить насчет Зуевой Александры Александровны.

– Да нет же, – возмутился Волынкин («вот тупой мент», – семафорили его глаза), – насчет Инги Дунаевой.

– И что с ней такое, с Ингой? – поинтересовался Щедрый.

– Так я же говорю – арестовали ее!

– Вас ввели в заблуждение. Арест возможен только по решению суда. А суда, как вы, наверное, понимаете, еще не было.

– А шефа, то есть Петра Васильевича, правда убили?

– Не могу сказать. Пока идут следственные мероприятия. А что вы можете сообщить по поводу происшествия в магазине, в котором работаете?

– А Инга? Где она? Дома ее нет, телефон не отвечает. – От волнения бледное лицо Волынкина пошло пятнами.

– Понимаете, Антон, при попытке скрыться от сотрудников полиции Инга получила травму. Она не арестована, нет. Просто сейчас находится в больнице.

– В какой еще больнице? – Волынкин бросился на Щедрого и вцепился в воротник его куртки.