– Твоя дочь нас не интересует. Нам нужен ты. – Наставник наклонился к Иоганну, и тот почувствовал исходящий от него сладковатый дух. –
Иоганн отвернул голову в приступе отвращения. Только теперь он понял, к чему принюхивался наставник и откуда взялся этот сладковатый запах.
Это был запах свежей крови.
– У меня к тебе предложение, – продолжал Тонио. – Ты сейчас успокоишься и сядешь среди моих последователей. И тогда я скажу тебе, как ты сможешь помочь своей дочери. Это нетрудно, Иоганн, всё в твоих руках. Ты обещаешь, что не натворишь глупостей и выслушаешь меня?
Фауст молча кивнул. Ряженые подхватили его и усадили на скамью в первом ряду. Валентин тоже сел, и его теперь стерегли двое прихожан. Беднягу трясло в ознобе. Иоганн был даже рад, что Грета лежала без сознания и не видела происходящего вокруг безумия.
Тонио между тем поднялся по узкой лестнице на кафедру и встал под черным балдахином. Он замер на мгновение, словно наслаждался торжеством момента, после чего обратился к своим прихожанам.
– Вы долго ждали этого часа, – провозгласил Тонио. В эту минуту он олицетворял собой пародию на гневного, изможденного проповедника. – Но ваше ожидание наконец-то подошло к концу. Власти Господа приходит конец, и начинается эпоха человека!
–
Иоганн содрогнулся. Эти самые слова он то и дело слышал на протяжении всех этих лет, но не понимал их истинный смысл. Магистр Арчибальд знал, кто стоит за этой фразой, – и заплатил за это жизнью. Интонация, с которой вещал Тонио, показалась Фаусту знакомой. Потом он вспомнил: тем же голосом наставник завлекал людей на ярмарках.
– Столетиями церковь убеждала нас, что существует лишь одно учение, единственное знание, – продолжал Тонио. – Она запрещала вам читать книги, запрещала вам думать! Она баюкала вас и всякое новое знание клеймила ересью. Ставила в центре Вселенной своего ограниченного, своенравного Бога, а не человека. Но этому пришел конец!
–
– Почему этот город вырвался далеко вперед, почему он богаче и известнее всех других городов Германии? – насмешливо вопросил Тонио. – Почему другие превозносят ум и изобретательность здешних жителей? – У него горели глаза, и Иоганн видел, что наставник наслаждается ролью рьяного проповедника. – Потому что вы поняли, что сами можете преуспеть в этой жизни! Своими знаниями, изобретениями, техникой… Вам не нужен Бог, вы сами себе боги! Уже здесь, на земле, человек может создать рай. Отсюда, из Нюрнберга, наше течение охватит весь мир. Здесь начнется возрождение человека!
Прихожане ликовали. У Иоганна перехватило дыхание. Кто все эти люди? Безумцы? Последователи дьявольской секты? Но потом ему вспомнилось, что говорил Валентин об участниках Шембартлауфа.
Неужели это правда? Неужели под масками скрываются патриции Нюрнберга? Тогда становилось ясно, почему в тюрьме не оказалось ни одного стражника. Влиятельные люди велели освободить камеры, чтобы заманить его в ловушку. Кто входил в этот зловещий орден? Патриции, купцы, может, даже бургомистр? Как знать, может, и рыцари Тевтонского ордена посвящены в этот заговор?
Непонятно было, чего добивался этим Тонио. К чему это представление? Всю свою жизнь Иоганн защищал научное познание, проповедовал разум и здравый смысл против ханжества и тупого суеверия, как наставляли его Конрад Цельтис, Йодокус Галлус и магистр Арчибальд. Он искренне верил, что наступит новое время, когда собственная мысль будет преобладать над догмой и мир станет творением человека, а не сурового Бога, чьи заповеди, покрытые пылью веков, до сих пор были неколебимы. И теперь Тонио извращал все те идеи, которые Иоганн отстаивал всей душой. Возрождение человека, превознесенное в сатанинском обряде, – это просто насмешка! Тонио показал ему злостную карикатуру на то, как человек противопоставлял себя Господу.
Неужели все эти люди верили, что время старого Бога клонилось к закату? Неужели они все поддались этому безумию? И в душе Иоганна зародилась страшная догадка: вероятно, жизни тех несчастных детей были на совести этих сумасшедших.
Следующая мысль заставила его содрогнуться.
Но во что бы ни верили эти безумцы, что бы они ни сотворили – Иоганн с Гретой находились в их власти. Они просто заманили его, словно осла морковкой, в свою ловушку.