Иоганн давно знал о существовании люцифериан. Но если он воспринимал Бога как принцип порядка, то и дьявол был для него величиной абстрактной. Дьявол в его понимании не имел рогов и козлиной ноги, от него не пахло серой, как проповедовала церковь, чтобы держать людей в страхе. Поэтому и люцифериане казались ему просто-напросто заблудшими людьми, которым было место на костре или в богадельне для умалишенных.
Это была одна сторона медали.
Однако Иоганн был честен перед собой, и в кошмарах он видел дьявола, бессчетное количество раз. И выглядел тот очень убедительно.
И вот он стоял перед ним.
– Ты или твоя дочь, – в третий раз произнес Тонио. – Даю слово: если ты подчинишься моей воле, девочку никто не тронет.
Фауст молчал. Он уже не знал, во что верить, – прежняя картина мира для него рухнула. Знал только, что должен спасти Грету, свою дочь, единственное, за что он мог уцепиться.
В повисшей тишине слышно было лишь карканье ворона, летавшего между колоннами.
– Я в твоей власти, – тихим голосом произнес Иоганн.
– Разумный выбор. Для тебя и для мира. – Тонио удовлетворенно кивнул и щелкнул пальцами. – Принесите черное зелье! – приказал он и с торжествующей улыбкой вновь повернулся к Фаусту. – И поверь мне, Иоганн, в этот раз я прослежу, чтобы ты выпил все до последней капли.
Зелье поднесли в черной обсидиановой чаше, сверкающей в свете факелов. Наверное, все это время она стояла в темноте между колоннами. Двое прихожан торжественно, как Святой Грааль, поднесли ее к алтарю и передали Тонио. Наставник взял чашу обеими руками и протянул Иоганну.
– Ты явился к нам добровольно и согласился принять черное зелье, – произнес он. – Знай, тебе это только во благо. Ты должен принести три жертвы, подобно тому, как принес жертву нечестивый сын Божий. Зелье сотрет границы в твоем сознании, и ты все поймешь.
Тонио вновь поднял чашу, и прихожане затянули в унисон, точно молитву:
– О, Станас, о, Мефистофелес, о, Фосфорос! – Их голоса разносились по залу.
Тонио наклонился к Иоганну и ободряюще улыбнулся.
Тот против воли принял чашу, холодную и противную его природе. Внутри переливалась зловонная жидкость.
– Пей, – сказал Тонио.
Фауст помедлил мгновение. Он знал, что после первого глотка пути назад не будет.
«Ради Греты, – подумал Иоганн. – Ради моей дочери. И пусть она познает больше счастья, чем ее отец».
Он запрокинул голову и влил в себя зелье. И, как и в прошлый раз, семнадцать лет назад, с трудом сдержал рвоту. Зелье огнем обожгло горло и раскаленной лавой растеклось по телу. Несколько секунд Иоганн просто стоял с закрытыми глазами, а потом внутри него словно что-то взорвалось. В следующий миг в глазах помутилось, он пошатнулся, и все звуки вокруг стали во сто крат громче.
– Следуй за мной, – разнесся где-то под сводами голос Тонио. – Сейчас я покажу тебе то, что дано увидеть лишь избранным.
Наставник повел его к купели. Иоганн с трудом держался на ногах. Он пошатнулся и угодил рукой в одну из жаровен, но едва ли почувствовал боль. К нему шагнул кто-то из ряженых, настоящий гигант, и подхватил под руки. Играючи, точно связку хвороста, исполин подтащил Иоганна к купели, навстречу судьбе. При этом он тихо переговаривался с Тонио. Иоганну показалось, что они говорили по-французски. Но слова звучали искаженно, как будто доносились сквозь толщу воды.
Купель представляла собой высеченную из камня бадью с насечками и рунами по бокам. В углублении чудовищным глазом сверкала блестящая жидкость.
– Посмотри туда, – сказал Тонио.
Иоганн с трудом наклонился. Он всматривался в купель, но перед глазами все расплывалось. Потом ему удалось разглядеть, что жидкость красного цвета.
В купели была кровь.
В тот же миг Иоганн понял.
В купели была кровь всех тех детей, которые исчезли за последние месяцы.
– Кровь – сок совсем особенного свойства, – произнес Тонио. Затем обмакнул палец в алую жидкость и облизнул. – Сложность в том, чтобы сохранить ее свежей и не дать свернуться. – Он с наслаждением облизнул губы. – А для этого великого дня нам понадобилось ее много, очень много. Зверь изголодался. Но этого должно хватить.
В облике Тонио произошла еле заметная перемена: губы стали чуть ярче, кожа немного разгладилась. По багряной поверхности прошла дрожь, и Иоганн увидел собственное отражение. Затем изображение исчезло и на поверхности проявились очертания леса, подернутого дымкой. Из леса выбегали воины в шкурах, с лицами, раскрашенными в синий цвет, вооруженные мечами и копьями. Они бросились на конное войско. Визжали лошади, падали всадники в шлемах, на ветвях дуба горели деревянные клети, и люди живыми факелами бились о решетки. Появились новые воины, пылающие костры, кровь, разверстые рты, детский плач, кровь, горящие дома, разоренные поля, кровь…
Всюду кровь.
Нет в мире вещи, стоящей пощады…