Сети Вероники

Про Игоря она уже сейчас понимала, что он не станет так вести себя с ней. И много ли в таком случае значит объяснение в любви и то, сколько секунд длился поцелуй? Наверное, ей будет с ним хорошо. А то, что он не предварил свое предложение требованием проверочного секса, говорит только в его пользу. Секс значит для мужчины очень много и вместе с тем не значит ничего. Она поняла это слишком ясно еще в юности, и вряд ли ей понравилось бы, если бы Игорь начал с этой части отношений.

Что он не предложил замужество, Алесю тоже не уязвило. Его осторожность понятна и объясняется не только возрастом. Хоть он и сказал «дорастешь – поймешь», она уже и в нынешние свои годы повела бы себя точно так же. Тогда что заставляет ее колебаться? Нет у нее ответа.

Глава 19

За всеми этими размышлениями Алеся не заметила, как сварила суп со щавелем, который они с Сережкой собрали на лугу, и нажарила целую гору пирожков с картошкой, которую достала из подпола. Обычно сын прибегал во время жарки и хватал горячие пирожки прямо со сковородки, но сейчас, наверное, увлекся своими топтухами и неводами так, что и голода не чувствует, хотя не то что обедать пора, а ужинать уже. Алеся открыла окно, чтобы выгнать из кухни чад и позвать Сережку.

Дом стоял поодаль от деревни, на холме. Мама, не на шутку увлекшаяся изысканиями в области семейной истории, выяснила, что он не перестраивался с тех пор, как в нем жили Водынские, предки по линии прабабушки Вероники Францевны. Когда Алеся об этом узнала, ей показалось удивительным, что у шляхтичей, хоть и мелкопоместных, дом выглядел почти как крестьянский. Правда, комнаты просторнее, чем в деревенской хате, и вид во все стороны из любого окна – на Ясельду, на дальний лес, на болота – открывается такой, что это не может быть случайностью. Место для дома явно выбирали люди, для которых красота была не пустым словом, а повседневной потребностью.

Сережка на ее зов не откликнулся. Алеся открыла другое окно, выходящее не во двор, а на реку, и позвала еще раз – снова без ответа. Встревожившись, она вышла из дома, надеясь, что сын завозился в пуне со снастями и поэтому не слышит, как она его зовет.

Все снасти были вынесены во двор. В пуне остался только челн, старый, вырезанный из цельного дубового ствола. Алеся вошла в пуню и заглянула в него – не спрятался ли Сережка на дне ради смеха? Но его не было и в челне.

Она обежала дом, глянула в ту сторону, где простирались бескрайние болота, и страх охватил ее. Конечно, если он по беспечности своей пошел куда-нибудь, забыв предупредить маму, то скорее уж в деревню или к реке. Ну что ему делать на болотах? Однако тревога, возникшая при взгляде на них, в нерациональности своей была убедительна.

Алеся все-таки спустилась к реке и позвала Сережку. Прислушиваясь к своей тревоге, она каким-то странным способом понимала, что на реке его нет и… Да, и в реке нет тоже. В этом ее понимании рациональность как раз была: может, ему и взбрело бы в голову искупаться, но к вечеру стало так зябко, а вода в Ясельде – Алеся опустила в нее руку – была так холодна, что даже пальцы мгновенно окоченели. Купаться в такой не стал бы самый шебутной мальчишка.

Она побежала к деревне. Кто-нибудь есть же там! Может, видели его.

Старуха встретилась ей в самом начале деревенской улицы. Вернее, в конце, которым эта единственная улица выходила к холму. Алеся ее не знала или, вернее, не узнала, хотя та, конечно, жила в Багничах всю жизнь. Старуха выглядела такой древней, что, несмотря на свою тревогу, Алеся подумала: как в этом возрасте жить в безлюдье, в такой глуши, куда во время разлива и не добраться ни на чем, кроме лодки?

Правда, при всей своей древности старуха не казалась дряхлой. Она сидела на низенькой скамейке посередине своего двора и крепкими узловатыми пальцами перебирала картошку, лежащую перед ней на расстеленной рогоже.

– Был, был хлопчык твой, – закивала она, когда Алеся, запыхавшись, остановилась у ее плетня. – На Черную гриву пабег.

– Зачем ему туда? – похолодев, спросила Алеся.

На Черной гриве она последний раз была примерно в Сережкином возрасте – после того как заблудилась, отстав от девчонок, и бабушка сама стала брать ее по ягоды, чтобы научить, как вести себя на болотах. С тех пор прошло двадцать с лишним лет, и теперь Алеся не только не помнила, где эта Черная грива находится, но и не представляла, что могло понадобиться там Сережке.

– А ён рыбы там хоча налавить, – ответила старуха. – Майго Витальку прыбег звать, але таго няма яшчэ, тольки праз тры дни да мяне яго прывязут.

– Как туда идти? – дрожащим голосом спросила Алеся.

– Да узгорка иди, а потым на сасну, – сказала старуха. – У якую маланка ударыла, ведаеш? Тольки апранися, студёна ж. И сапоги абуй. Гадюки кублами, барани божа. Пачакай, зараз дам.

Это она сказала, бросив на Алесю зоркий взгляд и, наверное, поняв, что та не станет тратить время, чтобы возвращаться домой и обуваться-одеваться.