Сети Вероники

Мужчина посторонился, давая открыться двери подъезда. Из подъезда вышла старушка и испуганно остановилась, не понимая, что происходит. И в ту же секунду двое полицейских оказались рядом, синхронно подняли дубинки и обрушили их на плечи мужчины в гавайской рубашке. Они не пытались его схватить, не произнесли ни слова – просто принялись избивать. Он был немолод, грузен и от первых же ударов упал, но они продолжали бить его, лежащего, Алесе показалось, уже без сознания, во всяком случае, молча и неподвижно. Пестрая рубашка задралась, и Алеся видела, как дубинки оставляют на его спине и боках длинные алые следы. Она закричала, не услышала своего крика, потому что горло точно обручами сковало и из него вырвался только хрип, схватилась обеими руками за одну из поднимающихся дубинок, но тут же отпустила руки и, упав на колени, наклонилась к лежащему мужчине. Наверное, дубинка должна была бы опуститься теперь на нее, но этого не произошло. Странно, но именно в эту минуту страх исчез совершенно и вместо него внутри у нее словно заработал какой-то механизм, четко и ровно. Она перевернула мужчину на спину, одновременно приподняла его голову, одновременно же обернулась и увидела, что один из только что избивавших его полицейских – тот, за дубинку которого она пыталась схватиться, – отступил на два шага, то есть не отступил, а, наверное, отлетел, да, скорее всего, потому что человек, который стоит прямо перед ним – от взгляда снизу он показался Алесе высоким и каким-то ледяным, но может, просто показался, и как это ледяным, что за ерунда! – крикнул:

– Убить решил, скотина?

А когда полицейский бросился было вперед, этот человек толкнул его обеими руками в грудь, и тот остановился снова, может быть, не от толчка, который вряд ли почувствовал в своем панцире, а от неожиданности, да, конечно, он не ожидал сопротивления.

Все эти соображения спрессовались в Алесином сознании, не имея протяженности во времени и не отвлекая от того, что она делала.

У мужчины начинался эпилептический приступ, его не трудно было распознать, и она даже почувствовала облегчение, потому что понимала, как при этом помочь.

– Вызовите «Скорую», – услышала Алеся. – Всё, девушка, всё, позвольте мне.

Человек, который только что стоял перед полицейскими, присел теперь на корточки рядом с нею и к ней же обращался.

– Я медсестра! – воскликнула она. – У него…

– Да, эпилепсия.

Тон, которым он это произнес, был так ей знаком, что она распознала его прежде, чем он уточнил:

– Я врач.

Придерживая голову бьющегося в конвульсиях мужчины, Алеся подсунула под нее свою сумочку. Врач держал его руки и считал пульс.

– Вызовите «Скорую»! – громко повторил он. – Вы же полиция, к вам быстрее приедут. – И добавил: – Вот гады.

– Выражения выбирай… – угрожающе процедил другой полицейский, видно, старший над теми двоими, которые стояли теперь, опустив дубинки, но с таким видом, что понятно было, они по первой команде набросятся на любого, в том числе и на бьющегося в конвульсиях, и никаких сомнений у них при этом не возникнет.

Но мешать врачу они все же не стали. Старший что-то пробурчал в свою рацию, Алеся услышала «эпилептик» и подумала, что, может, он все-таки вызвал «Скорую». Впрочем, ее вызывали уже несколько человек одновременно. Возгласы про гадов, сволочей и убийц тоже неслись со всех сторон.

– Зубы, зубы ему разожмите! – истерически кричала какая-то женщина.

Еще одна бросилась к лежащему, намереваясь, кажется, в самом деле разжимать ему зубы.

– Вы родственница? – спросил врач, придерживая ее локтем.

– Нет! – воскликнула она. – Но ему же надо ложку!.. У меня есть ложка! Язык вытянуть!.. Суньте ему ложку в рот!

– Всё в порядке. – Голос врача успокоил бы даже Алесю, если бы она уже не была спокойна. – Ничего не надо совать. А то он зубы себе поломает, и они попадут в дыхательные пути. Задохнется. Не волнуйтесь, пожалуйста. Всё уже, всё.

Припадок действительно заканчивался – конвульсии становились слабее, голову удерживать стало проще. Еще через минуту лежащий открыл глаза. Врач помог ему сесть.

– Ну-ка, опирайтесь на меня, – сказал он. – Вот так, за плечо держитесь. К решетке давайте прислонимся.

Подошли еще два человека, помогли мужчине в гавайской рубашке подняться на ноги и дойти до невысокой решетки, огораживающей серый массивный пятиэтажный дом. Кто-то поставил раскладной стульчик, и больной сел на него, виновато сказав столпившимся вокруг людям:

– Ноги слабые. Пять минут. Потом нормально будет.

– Отдыхайте, – сказал врач. – Не волнуйтесь, я буду с вами.

К решетке была прикреплена табличка.

– Музей-квартира Мейерхольда, – громко прочитала девочка лет семи. – Пап, а что такое мейерхольд?

– Мало того что отдохнуть не дают в субботу, гомонят под окнами, так еще детей с собой таскают, эпилептиков! – недовольно проговорила дама в розовом платье. – А потом недовольны – бьют их, видите ли!

– Логика где? – поинтересовался долговязый и нескладный девочкин папа. – Эпилептиков и детей, по-вашему, нужно бить?