Через несколько часов меня перевели в общую палату. Там было несколько женщин, все уже родившие. Стояла глубокая ночь, и все тихо спали. Медсестры аккуратно переложили меня с каталки на кровать и, укрыв одеялом, тихо ушли, прихватив каталку. А я лежала и думала о том, что я лежу здесь, а мой мальчик – в детской палате, и мы с ним так еще и не встретились. Постепенно мысли стали медленными и неповоротливыми, и я незаметно уплыла на волнах сна. Утром женщины, увидев новую товарку, сразу же приняли меня в свою «семью», познакомились, начали рассказывать о своих детках. У одной из женщин родилась двойня, и она с огромной гордостью говорила об этом. Потом, спохватившись, добавляла, что, конечно, с двумя младенцами будет нелегко, но муж у нее хороший, понимающий и любящий. Так что всё будет хорошо.
Женщинам в палату принесли сначала градусники – измерить температуру, а потом и завтрак – вкусную, наваристую рисовую кашу и горячее какао с молоком.
У меня аппетита особо не было, но знала, что есть надо обязательно, чтобы было молоко.
Я жевала механически, а сама всё думала о том, когда же мне принесут моего сыночка. Какой она будет – наша первая встреча? Какой он – мой малыш, мое дитятко? Я уже любила его бесконечно. И не только потому, что носила в своем чреве девять месяцев, но и потому, что это был ребенок Юнги.
И когда, наконец, в палату начали вносить маленькие, громко ревущие свертки, с нетерпением всматривалась в каждый – но их всё проносили мимо меня, к другим женщинам.
Я уже начала волноваться, когда акушерка поднесла ко мне такой же сверточек – в типичной роддомовской пеленке, потерявшей свой цвет от многочисленных стирок и дезинфекции, с маленькой темноволосой головёнкой и – странно тихий.
- Что?.. – с замиранием сердца спросила я. – Почему он молчит?
- Так уж наорался, бедненький! – сочувственно произнесла женщина. – А сначала-то поголосил! Чистый певец! Вот теперь и спит. Ну, ничего, мамку почует и проснется, как миленький! Подставляй руки, мамочка! Да осторожнее, смотри! Держи крепче!
- Да у меня уже были младенцы, - произнесла я. – Давно уже, правда… - и приняла на руки теплое маленькое тельце и впилась взглядом в крошечное личико, еще красненькое, замечая и носик-пуговку, и темные полукружья ресничек – неожиданно длинных, и розовый ротик с губками-бантиками. Бантики эти шевелились, причмокивая, словно и во сне малыш искал грудь. Ма-а-аленький мой!..
Огромная нежность затопила меня, и я осторожно прижала свое сокровище к груди и почувствовала, как крошечные ножки и попка, закутанные в пеленку, напряглись, словно сыночек почувствовал, что он уже не один, в кроватке, а с мамой, которая и позаботится о нем, и защитит от огромного страшного мира. И еще интенсивнее начал чмокать губками.
Я распахнула халат, высвобождая грудь, и поднесла к этим требовательным губкам. И мой кроха, словно это было для него привычно и знакомо, словно он уже тысячу раз делал это, захватил сосок и засосал-зачмокал.
Вокруг что-то ворковали другие мамочки, кормя грудью своих чад, но все это проходило мимо моего сознания, оставаясь далеким, ничего не значащим гулом. Сейчас весь мой мир, вся вселенная сосредоточились в этом крошечном человечке, важнее которого не было никого на свете.
Малыш пососал-пососал, а потом, видимо, задремал от таких титанических усилий. Но стоило мне только пошевелиться, как он опять начал кушать – быстро, жадно, словно боялся, что вот-вот отберут у него это вкусное, сладкое и такое приятное. А потом вдруг как распахнет глазенки – большие, темно-синие, с азиатским разрезом. Уставился прямо мне в лицо – и смотрит, бровки нахмурил, потом опять расслабил, да так потешно, что я тихонько засмеялась и, глядя на него, сказала:
- Здравствуй, сыночек! Я твоя мама…
Он подергал носиком, похлопал глазками и снова нашел сосок, и опустил реснички, и опять начал насыщаться. Тень от ресниц лежала на пухленьких щечках, и я поразилась – точно так же тень от ресниц падала на щеки спящего Юнги. И сердце заныло, больно сжалось. Но я выдохнула и усилием воли приказала себе не думать сейчас об этом.
И потом уже только любовалась своим крошечкой, который к тому времени заснул, пригревшись на моих руках.
Через какое-то время снова пришли женщины-сотрудницы и забрали наших деток, унесли их в детскую палату. Я только прилегла, как медсестра позвала на процедуры – пора было обрабатывать шов. Я встала с кровати и, передвигаясь, как старая черепаха, побрела в процедурную. На обратном пути попросила дежурную медсестру вернуть мне телефон – родные пока ничего не знали обо мне. Получив желаемое, вернулась и все-таки легла на кровать.
Включила телефон и отправила сообщения сыну, дочери и Лизе. Знала, что Игорь сообщит маме. Вскоре пришел ответ от подруги. Она поздравляла с рождением сыночка и наказывала беречься.
Сын спрашивал, когда можно будет прийти ко мне и что можно принести. Сообщал, что бабушка очень обрадовалась и даже всплакнула.