Объяснение нашлось только одно – все эти люди хотели видеть себя в процессе, свое отражение в зеркале. Заодно это объясняло и наличие нескольких ярусов – наверняка желающих занять именно квадраты возле зеркальной стены было немало. Кстати, осколков в квадратах возле стены не было.
– Привет, как дела? Отдохни, отдохни! Как дела? Привет! – слышал я повсюду, где бы ни проходил. Общение между людьми здесь складывалось проще, чем на нижних уровнях. Я отметил, что все говорят: «Отдохни, отдохни!» – когда ты не находишься внутри квадрата. Иногда я встречал странные взгляды, направленные на меня, – тревожные, напряженные. Но затем заметил, что здешние резиденты смотрят так на всех, кто не находится в квадрате, будто пребывание в нем было единственной приемлемой формой существования на этом уровне.
На зашедшего в квадрат и занявшегося делом смотрели уже по-другому – доброжелательно: его поддерживали, ему не предлагали отдохнуть, а только участливо спрашивали, как правило, с соседних квадратов: «Привет! Как отдыхается?» Или желали хорошего отдыха.
Увидев свободный квадрат, перешагнул черную линию, стараясь не выдавать волнения: я не был уверен в том, что сходу разберусь в устройстве стоявшего передо мной аппарата. Но он оказался, как я понял позже, одним из самых простых. За этим аппаратом нужно было отдыхать, как выражались жители уровня, сидя: в таком положении над тобой оказывались две рукояти, которые, подняв руки, можно было сдвигать, и раздвигать, и даже поднимать, не вставая. Рукояти были соединены с небольшим подъемником за моей спиной, который двигался вверх-вниз, когда я сводил и разводил руки.
Дело оказалось легким – я повторял однообразные движения и наблюдал за ними в зеркальном осколке. Там же я заметил, что на полу рядом с аппаратом лежат металлические бруски, повернулся назад и увидел, что на моем подъемнике уже лежал один такой брусок. Я подумал, что, если добавить к нему еще парочку, мое занятие не будет таким уж легким, – и не ошибся. Теперь, чтобы разводить рукояти, требовалось прикладывать значительно больше усилий. Но я справлялся и даже практически не уставал.
– Эй, – крикнула мне девушка в пестрых облегающих одеждах, которая сидела за таким же аппаратом на соседнем квадрате. – Хорошего отдыха!
– Спасибо, – неуверенно отозвался я. – И вам хорошего!
Но ничего хорошего в своем отдыхе я, если быть честным, не видел. То, чем занимался, казалось очень скучным, к тому же тело начало ощутимо болеть. Приятно было разве то, как смотрели на меня люди, которые проходили мимо. Конечно, в их взглядах не было восторга и обожания, которых удостаивались некоторые мои соседи по квадратам, но в них читались заинтересованность и поддержка.
Почувствовав усталость, я без сожаления встал со своего места, положил обратно бруски и вышел из квадрата. И в этот момент ко мне пришло странное ощущение – оно было легким и едва различимым, но достаточным для понимания его природы – чувство внутреннего подъема и легкости. Настроение улучшилось, все движения давались легче, думалось яснее, и даже зрение, как показалось, стало четче. На мгновение захотелось подпрыгнуть на месте и воспарить в воздухе над людьми, дорожками и квадратами – правда, это чувство сразу же угасло. Конечно, я понял: все это было следствием того, что я побывал в квадрате. Что
Когда первая, самая сильная волна отхлынула, я ощутил замешательство. Мне были знакомы эти чувства: приятная усталость, желание взлететь, душевный подъем после физической работы, – в городе я тоже их испытывал, как испытывал любой севастополец, кроме, может, смотрителя, о котором никто ничего не знал. Но то чувство полета внизу достигалось трудами: необходимыми рутинными заботами, от которых было не увильнуть. Нужно было жить, питаться – а стало быть, и выполнять их. Здесь же ты ничего не производил, отдавая энергию в никуда и получая ее из ниоткуда. И оттого к моим чувствам добавилось еще одно, новое, от которого было никак не отделаться: что все мои эмоции были незаслуженными и даже ненастоящими. Какой-то обман крылся и в том, что я делал, и в том, что получал взамен.