Севастополист

Я обернулся и снова увидел скалу с колонной – но уже близко, так, что, казалось, мог до нее дотянуться. Но дотянуться, конечно, не мог – а вот доплыть, реши я нырнуть в море, сумел бы в два счета. Но в очертании фигуры ничего не изменилось, и на сей раз самое удивительное находилось позади. Море не казалось бесконечным, будучи на самом деле четко ограниченным линией возврата. Вдалеке виднелся другой берег – и там были трех- и пятиэтажные дома. А между берегами – посередине моря – шли крупные серые корабли, отдаленно походившие на большой корабль, который стоял в искусственных водах Потребления.

Объяснить все, что происходило, было совершенно невозможно, и сон разрывался на части, не выдерживая самого себя. Кажется, в тот миг я и проснулся окончательно. Чтобы увидеть голые стены и плафон под потолком.

Теперь же мой взгляд блуждал по стенам коридора, скользил по потолку, скатывался к плинтусу. Я пытался найти хотя бы какую-нибудь зацепку в этом идеальном замкнутом пространстве. Повороты из одного коридора в другой ни к чему не приводили, перед глазами каждый раз представал совершенно такой же, ничем не отличающийся от прежнего, коридор. Никаких опознавательных знаков поблизости не оказалось, а спрашивать было некого – если люди и появлялись, то лишь как тени, мельтешащие вдалеке. Блуждание по коридорам определенно затягивалось, и все было похоже на то, что Башня предлагала мне загадку, которую предстояло разгадывать – и лишь после этого выбираться из села в уровень.

Но пока что вокруг меня были только двери. Многие из них были открыты – но внутри я не видел людей, только чистые комнаты без признаков жизни. Я заглядывал в них до тех пор, пока не понял, что это однообразие, похоже, не собиралось заканчиваться.

– Эй, – закричал я, увидев очередной силуэт в коридоре.

– Подскажите мне!

– Остановитесь, пожалуйста!

– Люди, что здесь…

Но все это были крики, обращенные в пустоту. Никто не собирался ни останавливаться, ни говорить со мной, я и вовсе начал сомневаться, что они – живые люди, а не галлюцинации.

Меня все больше обволакивало ложным сном, а в какой-то момент и вовсе стало казаться, что все это происходит не со мной, – будто я смотрю запись, экспериментальный фильм наподобие той гадости, что с восторгом под соки и ягодки смотрят впечатлительные девушки из Планиверсума. Только, в отличие от фильмов, мой ужас был не в том, что кто-то нападет из-за угла, а в том, что углы никогда не закончатся. Но внутренняя камера моего зрения дрожала и трепыхалась от одной точки к другой, ни на чем не фокусируясь; а само изображение становилось если и не черно-белым, то все более потускневшим.

«Возможно, село здесь больше, – я старался сохранить способность к рассуждению. – Но почему тогда столько открытых дверей, пустых комнат?» Да и каждый новый уровень должен быть компактней предыдущего – в памяти всплыла Башня, какой я помнил ее снаружи и по фильму, что показывала Ялта. Но эти рассуждения только приближали отчаяние: по всему выходило, что не было ни логики, ни практической необходимости оборудовать здесь такое большое село. Для чего? Для того лишь, чтобы я по нему плутал?

Или сидел на полу у стены, уставившись в одну точку, или бесцельно бродил взад-вперед в поисках идей или подсказок, или бежал с громким криком, пытаясь догнать исчезающего человека – не получалось! – или бился головой о стену, наконец… Все это я перепробовал. Но ничего не менялось.

Секретные ходы не открывались, а те, что были, вели в никуда, вернее, все в те же комнаты. Там я пытался уснуть, и даже дремал, ворочался, но так и не смог погрузиться в настоящий полноценный сон. Постоянное чувство замкнутости нервировало и раздражало, так что я делал усилия, чтобы на нем не зацикливаться. В каждом новом селе любого нового уровня (не считая Сервер, конечно) потолок отчего-то был ниже, а здесь и вовсе возникало ощущение, что он снижается по мере того, как я безрезультатно ищу выход, и вскоре раздавит меня. Вот это был бы закономерный финал для человека, которому рассказали, что он избранный, вручили лампу и он радостно понесся ее вкручивать – как болванчик, не понимая ничего. А на этом пути из ниоткуда в никуда еще и растерял все, что у него было: друзей, любовь и жизнь в прекрасном городе.

Это было почти так. Но все-таки не совсем. Во-первых, у меня еще оставался Инкер. Я не спешил писать ему, не разобравшись, где нахожусь. Но как бы ни блуждал по коридорам, не мог ничего ни различить, ни понять; во мне поселялись нервозность и страх. Я пытался вычислить выход по открытым дверям, их количеству, расположению, соотношению с закрытыми, но все эти данные в каждом коридоре были новыми и, похоже, совсем ничего не значили.

Я понял, что все совсем плохо, когда вернулся к двери своей комнаты. Она отреагировала на лампу, издала тихий писклявый звук, зажглась полоска света вдоль дверной коробки, и сработала защелка.