«В какую пропасть?» – только и смог спросить я.
«Посмотри, – ответил Инкер. – Ты уже был у двери. Загляни в нее».
Я бросил на него сердитый взгляд, но в самом деле отправился смотреть. Так или иначе, это было лучше болтовни – попытка разобраться самому.
Вотзефак завибрировал, только когда я прошел через всю площадь, нырнул в знакомый коридор и дошагал до «полыхающей» двери.
«Социальный лифт на Пребывание был последним в Башне, – написал мне Инкер. – Дальше лифты не ходят».
Сперва я подумал, что это дурацкая шутка, затем – что повод поймать его на вранье: ведь как он побывал выше, если нет лифта? А потом меня осенило.
«Это как с троллейбусом-«восьмеркой», помнишь? – прочитал я на экране. – Вроде маршрут есть, а вроде и нет. Доберется только тот, кто сильно хочет. И так же сильно верит».
Я не рискнул открыть дверь, к тому же побаивался, что сделать это можно лишь однажды. Мне хотелось услышать какие-нибудь звуки из-за двери, подтверждавшие, что там есть жизнь, – ведь если там горит костер, он хотя бы должен трещать. Было понятно одно: там нет социального лифта, потому что ни один лифт не поедет, если он объят пламенем. А мне нужен был лифт. Мне нужно было выбираться отсюда.
Стоит ли говорить, что мне по-прежнему не удавалось спать? Я лежал и смотрел в потолок, изучая трещины, и думал о том, что мне предстоит выяснить, наверное, самый важный вопрос. Его нельзя было задать по вотзефаку. Я должен быть увидеть Инкера – без этого не смог бы понять.
И когда мы встретились в следующий раз, я не стал думать о предисловиях – и сходу задал вопрос, который передумал отправлять тогда, стоя у огненной двери.
«Что там?»
Вопрос был осторожным – на самом деле в моей голове роились, будто пчелы, множество «как», «почему» да «зачем», но я решил не выпускать их до поры всех сразу. Мне не нужно было жалить Инкермана, мне хотелось его раскусить.
Хотя вряд ли эта осторожность передалась буквам.
«Только огненные острова».
«Ты это серьезно?»
Вместо ответа Инкер за стеклом кивнул. Маленькие острова были в Левом море – мы обходили их на лодках или добирались на спор вплавь. Представить огненный остров мне было довольно трудно: огонь всегда был чем-то домашним, уютным – на нем готовилась пища, он согревал дом, в конце концов, просто радовал глаз, когда мы собирались во дворе или на пустыре. Его всегда было немного – ровно столько, сколько нужно для тепла и настроения. Но теперь же речь шла об островах из огня или – еще того хуже – островах в огненном море. Кому и зачем могло потребоваться столько огня?
«Наверху не хотят, чтобы к ним поднимались все, кто способен нажать кнопку, вставить лампу и сесть в лифт. – Я и сам не заметил, как написал Инкерману о своих сомнениях, а он уже и ответил. – Там ждут тех, кто готов ради этого рискнуть собственной жизнью».
– Рискнуть жизнью? – шептал я, не веря. – Но ведь никто не говорил об этом, не предупреждал.
«Избранные гибнут, пытаясь перебраться выше. Но они черпают силы в своей миссии, в желании донести лампу. Если этого нет или одолевает страх – лучше остаться в Пребывании. Здесь для таких – все условия», – дописал Инкерман.
Ну, положим, не все – я вспомнил об отсутствии воды, но, конечно, не стал развивать тему. Оставаться здесь было смерти подобно – вот что я знал точно. Но пускаться в такое приключение? Был ли я готов к такому повороту? Ну конечно нет!
«И что же, нет другого пути?» – спросил я Инкера, и мне показалось, вся Башня в этот момент содрогнулась от тихой безысходности этих слов. Но она выстояла – или вправду показалось.
Мои дела становились совсем плохи. Одно дело просто подняться наверх, в неспешном ритме приключения – порой веселого, порой занудного, но совершенно безопасного, с возможностью в любой момент его остановить. И совсем другое – рисковать собой. Но каждый раз, думая об этом, с тех самых пор, как узнал про неведомые еще острова, я теперь вспоминал сон. Мою лампу в камне, странное видение, смысла которого мне, возможно, и не суждено узнать. Я понимал, что пойду вверх, что мне никуда не деться. Оставалось только решиться – на то, что и так решено.
Инкерман смотрел на меня внимательно, словно оценивающе, через толстый слой стекла.
«Вторая дверь, рядом с огненной, – написал я. – Ты ведь прошел по ней, да? Потому ты с той стороны».
«Мы уже обсуждали это», – бесстрастно ответил Инкер.
«Я не верю, что ты был там. Прости, Инкерман, но я не верю».
«А вдруг это все обман?» – подумал я. Не только то, что он был наверху, но и все острова эти. Он хочет меня выманить к себе, чтобы не оставаться здесь одному. Хочет, чтобы я оставил лампу. Да, я был у странной двери, я чувствовал жар от нее, видел всполохи. Но ведь это могло быть все что угодно. Я обхватил бы голову руками в тот момент, не будь в них вотзефака, – настолько нестерпимо больно стало от всех этих мыслей, догадок, каждая из которых могла приближать к Истине, а могла преграждать к ней дорогу. «Истина», – мелькал в сознании странный морской силуэт, и пульсировало, билось волнами о камень: «Истина. Истина!»