Севастопольский конвой

– И это закоренелый факт, устрашали, – услышал позади себя Дмитрий. – Еще там, на Дунае, на мысе Сату-Ноу…

Оглянувшись, он увидел неслышно приблизившегося адъютанта-порученца командующего и улыбнулся ему, как старому знакомому. Впрочем, даже не оглядываясь, по одним этим словечкам – «закоренелый факт», майор мог бы определить, что рядом с ним, во втором ряду, на приставном стульчике, приземлился «вечный адъютант» Щедров, которого он помнил еще по тем временам, когда был адъютантом командующего Дунайской флотилией.

К этому человеку у Гродова складывалось какое-то особое, почти трепетное отношение. Во всем этом высоком собрании Щедров оставался единственным офицером, который, пусть и со штабистской колокольни, но был ознакомлен со всеми перипетиями его Румынского десанта. Он – единственный, кто все еще доподлинно помнил, как именно идея этого десанта зарождалась, с каким внешним военным блеском она проходила, и с каким достоинством так и не побежденный «десантный отряд Гродова» оставлял плацдарм на румынском мысе Сату-Ноу.

– До сих пор – да, устрашали даже тельняшками, – признал Гродов. – Однако вечно так длиться не может, тельняшек становится все меньше, товарищ полковник. Так что, может, все-таки придадите моему полку хотя бы один миномет из дивизиона Небоженко?

– Исключено. Разведка противника многим пожертвовала бы, чтобы заполучить секрет этого оружия, особенно его снаряда.

– И это уже в самом деле закоренелый факт, – поддержал полковника Щедров, который как адъютант командующего оборонительным районом давно отвоевал для себя право вклиниваться в разговор кого бы то ни было из штабистов, заставив воспринимать это как само собой разумеющееся. Да и кому охота была портить отношения с адъютантом командующего, к тому же – добрейшей души человеком?

Гродов взглянул на комдива минометчиков. Тот приоткрыл глаза, невозмутимо повел взглядом по залу и вновь закрыл их. Майор по-доброму позавидовал этому парню, который и здесь, и на поле боя чувствовал себя независимым и всевластным, настоящим богом войны. Такой может себе позволить подремать даже в присутствии адмирала.

Последним, как раз в ту минуту, когда Жуков демонстративно взглянул на часы, появился контр-адмирал Владимирский.

– Извините, товарищи, находился на перевязке, – сдержанно объяснил он.

– Вы не опоздали, контр-адмирал, – так же сухо уведомил его командующий оборонительным районом. – Начинаем.

– Пожалуй, пора, – ворчливо обронил командующий эскадрой, усаживаясь рядом с бригадным комиссаром Азаровым.

– Закоренелый факт, – в тон ему проворчал Щедров, по каким-то своим, сугубо адъютантским, определениям тайно недолюбливавший пришлого адмирала.

Все знали, что сегодня Владимирский должен уйти на одном из кораблей конвоя в Севастополь. Как знали и то, что комэск был недоволен решением командующего – не проводить заседание Военсовета сразу же после успешной десантной операции. Понятно, что Жукову хотелось дождаться завершения всего общевойскового наступления, которое комэск воспринимал уже как внутреннее дело местного командования. Ему же еще несколько дней назад следовало вернуться в Севастополь, вслед за командиром десантного отряда кораблей Горшковым.

Контр-адмирал Владимирский прекрасно помнил, что это из-за его желания появиться в Одессе на несколько часов раньше этого отряда, погиб эсминец «Фрунзе», а вместе с ним – и заместитель начальника штаба ООР со всеми бумагами, в которых была расписана операция в Восточном секторе обороны. И что именно поэтому план операции «Севастопольский конвой» по существу пришлось составлять заново и наспех.

Конечно же, все делали вид, что понимают: виной тому – военная обстановка, но со свойственной всякому командиру мнительностью комэск догадывался, что в штабе обороны города считают вояж его на эсминце, без сопровождения, непродуманным и необоснованным. Как неоправданными оказались и сами потери. Контр-адмиралу следовало бы сразу же вернуться в Севастополь, но он понимал двусмысленность своего положения, а потому предпочел лично присутствовать на этом, «победном», заседании совета обороны.

27

– Это заседание Военсовета, – сказал Жуков, когда все заняли свои места и неожиданно взбодрился даже Небоженко, – мы могли провести уже на исходе следующего дня после проведенной нами операции в Восточном секторе. Для этого у нас были все основания. Однако мы посоветовались со штабистами и решили немного отстрочить заседание. Думаю, вы догадываетесь, почему. Успех десанта в районе Аджалыка, а также всей совместной с кораблями флота наступательной операции породил такие же тактические замыслы у командования Южного и Северного секторов обороны.

– Так точно, – перехватил его взгляд генерал Петров. – Части моего сектора готовы действовать столь же решительно, как недавно – части комбрига Монахова и особенно – подразделения Севастопольского десантного полка, – оглянулся он на Гродова.