Севастопольский конвой

– Придется поверить. В том числе и в общие рассуждения солдата, сидящего в окопе посреди войны. Все-таки настоящий солдат должен быть бездомным и безродным. Именно из таких восточные правители когда-то формировали отряды наемников-мамлюков.

В этот раз помолчала Магда. Где-то неподалеку прозвучал пистолетный выстрел, который неожиданно породил упорную перестрелку.

– И часто здесь постреливают?

– В нашем квартале – нет, но в других постреливают чуть ли не каждую ночь.

– Неужели диверсанты обнаглели?

– Диверсанты случаются редко. Все чаще – местные грабители из Молдаванки, из тех же семейств, из которых формировалась банда Мишки Япончика. Правда, теперь с ними долго не возятся, приказано расстреливать на месте. Наверное, всех убитых таким образом со временем спишут на военные потери. Но говорим-то мы… не о том, – тут же попыталась сменить тему Ковач.

– О чем же надо?

– О том, что привело нас в эту постель.

Дмитрий нежно провел пальцами по щеке, затем долго плутал в ее коротких жестковатых волосах…

– Все, что можно было сказать о чувствах, приведших нас в эту постель, здесь же, в постели, уже было сказано. Причем без слов.

– А мне почему-то казалось, что нам все еще нужно многое сказать друг другу. Причем обычными, грешными словами, которых не следует ни побаиваться, ни стесняться.

26

Появление Гродова в небольшом штабном зале совещания осталось незамеченным. Контр-адмирал Жуков о чем-то переговаривался со стоявшим рядом с ним, во главе стола, заместителем командующего – генералом Софроновым[46]. Два начальника секторов обороны стояли у окна, между бюстами вождей революции, и с видом заговорщиков обменивались какими-то короткими отрывистыми фразами, время от времени посматривая на контр-адмирала. Заметив Гродова, сорокалетний худощавый, жилистый комбриг Монахов тут же приблизился к нему и, прервав попытку майора доложить о своем прибытии, решительно пожал ему руку.

– Вы храбрый и мужественный командир, Гродов. Если честно, я горжусь, что вы служите под моим командованием. И очень опасался, что вас оставят в Севастополе.

– Я опасался того же, товарищ комбриг. Это было бы несправедливо.

– Правильно, майор, мы и здесь еще повоюем.

Начальник Южного сектора генерал Иван Петров держался особняком от коллег, он стоял у стола и, упираясь обеими руками о карту ООР, парил над ней, как нацеливающийся на жертву коршун.

«А ведь он, – подумалось Гродову, – готов предложить контр-адмиралу такой же план оттеснения противника с помощью морского десанта, какой недавно был осуществлен в Восточном секторе. Тем более что противник пока еще не пришел в себя и даже строго засекреченный дивизион реактивных минометов, залпы которого во время моего десанта в районе Аджалыка почему-то так и не прогремели, все еще базируется в городе».

Словно бы вычитав его мысли, генерал оторвался от карты и пристально посмотрел сквозь стекла очков на неизвестного ему майора: «Уж не тот ли самый Черный Комиссар»? Впрочем, вспышка интереса длилась недолго, и генерал вновь вернулся к излюбленному занятию полководцев всех времен и народов – очередной «картежной битве».

Самого же Гродова отвлек вошедший вслед за ним полковник Бекетов. Начальник контрразведки сухо усадил его в отдаленном конце стола, рядом с собой, и вполголоса, почти не шевеля губами, принялся представлять остальных присутствующих. Как оказалось, здесь уже находились члены военного совета ООР – дивизионный комиссар Воронин и бригадный комиссар Азаров; генерал-майор инженерных войск Хренов, давно прозванный одесситами «баррикадным генералом», поскольку, командуя строительными батальонами, он, кроме всего прочего, ведал строительством баррикад в городе. А еще – секретарь обкома партии и тоже член Военсовета Колыбанов; бывший начштаба Приморской армии, а ныне – начштаба оборонительного района полковник Крылов.

– А этот старший лейтенант? – едва заметно кивнул Гродов на сидевшего чуть в сторонке, от стола, в единственном в этой комнате кресле, офицера.

– Это и есть тот самый Тихон Небоженко[47], командир 48-го отдельного дивизиона реактивных минометов.

Гродов с любопытством взглянул на парня лет тридцати – скуластого, с загоревшим небритым лицом, который, пребывая в блаженной полудреме, вовсе не чувствовал себя здесь пресловутым «ефрейтором на генеральском совете». Совсем недавно его дивизион из тридцати шести зарядных установок, да к тому же имеющий собственное зенитное прикрытие и хорошо обеспеченный снарядами, был переброшен из Подмосковья в Новороссийск, а оттуда специальным транспортом в Одессу.

– Первые же залпы его орудий повергли румын в ужас, – едва слышно произнес Бекетов, – поскольку истребляли целые батальоны вместе с бронетехникой и прочим тяжелым вооружением. Теперь, когда обычные батареи пребывают на голодном пайке, а пехотные части понесли большие потери, на его батареи молятся во всех секторах обороны.

– Мне бы такую установку. Хотя бы одну на полк. Для предварительного, так сказать, устрашения противника.

– До сих пор, майор, вы неплохо устрашали его тельняшками.