– Да какая там линия? Обычные окопы, наспех сварганенные, даже бревнами не обшитые. Ни дотов, ни дзотов. – Комдив снова закурил, но, вспомнив, что, при своих слабых легких, только что выкурил очередную папироску, отдал курево оказавшемуся рядом командиру орудия. – Каких-либо прочих укреплений и заграждений тоже не просматривается. И это уже подтрибунально. Да и то сказать: откуда им посреди степи взяться?
– Вот именно: откуда? – горестно улыбнулся Гродов.
– Как оказалось, ни одной линии обороны на подступах к городу, ни одного укрепрайона мы заранее так и не подготовили. Даже батареи наши береговые стационарные – и те оказались посреди голой степи, ничем не прикрытые. Помню: ты сам об этом говорил, как только вернулся со своего Румынского плацдарма.
– Было такое, – великодушно признал Гродов, мечтательно наблюдая за тем, как на дальнем рейде вырисовывается уже второе подряд торговое судно, идущее к порту вслед за боевым кораблем сопровождения. Явно приближался один из теперь уже нечастых севастопольских конвоев.
– Поначалу особого значения твоим словам я не придал. Но потом они не раз заставляли меня задумываться и над стратегией использования нашего дивизиона, и над многим другим. Ты знаешь над чем…
– Все мы в эти дни задумываемся над одним и тем же, товарищ комдив.
– Единственный сдерживающий фактор – прямо из окопов маяк Воронцовский просматривается, да пригородная деревенька в спину молится. Одесса, словом.
– О «сдерживающем факторе» хорошо сказано: «деревенька в спину молится». Как, впрочем, и весь город…
Уже собравшись уходить, Кречет прощально осмотрел с высоты холма воды небольшого залива, с грустью пофантазировал о поводу того, как хорошо было бы построить после войны на этом холме небольшую избушку, чтобы остаток дней любоваться окрестной красотой, и только потом неожиданно произнес:
– Слух до меня дошел, майор Гродов, что вскоре вас могут назначить командиром нового, третьего уже, полка морской пехоты, – возможно, впервые за все время их знакомства обратился он к Дмитрию на «вы».
По тому, с какой ироничной улыбкой новоиспеченный майор воспринял это сообщение, Кречет понял, что самому ему ничего по этому поводу неизвестно.
– Какого еще полка?
– Морской пехоты, как уже было сказано. Который еще только намечено сформировать.
– Слухи о формировании третьего полка морской пехоты гуляли давно. Поговаривали даже о формировании морской бригады. Но… почему я узнаю об этом назначении последним?
– Только потому, что оно еще не подкреплено приказом командующего оборонительным районом, а возможно, и командующего флотом. Но комбриг Монахов «добро» на твое назначение дал, это я знаю точно.
– Тогда каким образом о нем стало известно вам?
– Нетактичный вопрос, комбат. Забываете, что командиром дивизиона я стал после службы в штабе военно-морской базы, – улыбнулся Кречет какой-то шулерской ухмылкой. – Время от времени приходится использовать старые штабистские каналы.
– В таком случае задам еще один, и тоже нетактичный, вопрос, майор. Если я правильно понял, вы намерены стать заместителем командира или начальником штаба этого пока еще формирующегося полка? И не просто намерены, а твердо решили стать?
– Неужели я стал бы приезжать к вам, майор, просто так, без просьбы и планов? – простодушно переспросил Кречет. – Конечно же, заместителем командира, иначе так, в майорах, до отставки дослуживать придется. Нет, в будущем – только на командную должность. Правда, тут еще один майор под ногами путается, некий Денщиков.
– Что значит «некий»? Бывший командир батальона прикрытия.
– Вот пусть он и становится начальником штаба, продолжая прикрывать тылы. Что, не способен воспринять мой душевный порыв, майор?
– Неужели действительно душевный? – сухо уточнил Гродов.
31
Первую ночь после погрома на Судном поле команда «Кара-Дага» провела, как на приморской базе отдыха, – спокойно, наслаждаясь морским, на полыни настоянным, воздухом и мечтательно посматривая на высокое звездное небо, посреди которого луна казалась неестественно яркой и близкой. Прямое попадание в нос хотя и привело к пробоине бака[23]
, но в общем положения судна на грунте не изменило. Разве что слегка уменьшило крен на правый борт, немного выровняв палубу, что только облегчило команде передвижение по «Кара-Дагу».Гродов предчувствовал, что, как только румыны немного придут в себя и получат подкрепление, уже на следующую ночь они попытаются захватить судно, которое застряло у них на фланге, словно кость в горле. Поэтому он не только «подбодрил» команду краснофлотцем Злотником по кличке Мишка Минер, но и направил четверых бойцов, снятых с «Кара-Дага», в береговую засаду.
Уже поздним вечером эта четверка скрытно выдвинулась вперед, чтобы затаиться в прибрежных оврагах напротив «Кара-Дага», и вспышками зажигалки обозначила для Жодина место засады. Причем двое залегли на вершине прибрежного склона, а двое – у самой кромки воды, за прибрежными камнями.