Минуя еще одно окно, через которое была видна тренировка, устроенная ее мужем и его гостями на внутреннем дворе, Гида неосознанно коснулась массивного кулона, висящего на тонкой шее. Это украшение она получила в дар от брата на свое тринадцатилетие, когда пошли первые слухи о сватовстве за нее. Вспомнив брата, Гида тепло улыбнулась. Вот уж кого она действительно любила. Точнее, брат любил ее до умопомешательства. И Гида принимала его заботу. Хотя, возможно, та юная девочка действительно умела любить. В ее душе был свет, а на руках еще не появились пятна крови.
Некоторое время Олафу* удавалось сохранять свободу сестры. Он прятал ее от женихов, пускал противоречивые слухи и даже отпугивал самых навязчивых ухажеров. А потом все рухнуло. В 980 году от Рождества Христова армия брата потерпела поражение в битве при Таре, а сам Олаф погиб. Править стал его сын, племянник Гиды Глуниарайн**, питающий к молодой тетушке чувства отнюдь не столь теплые, как отец. И он не побрезговал использовать красоту Гиды в своих целях. Бороться с влиянием ирландцев на тот момент у Дублинских викингов сил не было. И Глуниарайн даже не стал пытаться. В знак доброй воли он отдал Гиду за одного из приближенных короля Ирландии.
Первый брак Гиды не был ни долгим, ни счастливым. Мужа она люто ненавидела. И даже спустя десяток лет не могла вспоминать об их супружеском ложе без содрогания. Ничто не могло превзойти тот ужас, что испытала Гида, почувствовав дитя в своем чреве. Не задумываясь ни на минуту, она, сняв дорогие одежды, отправилась к деревенской знахарке за родильным корнем. И не дрогнула ее рука, подносящая к губам чащу, наполненную отваром, что отравил нерожденное дитя. Даже корчась на полу в жутких спазмах, кусая губы, чтобы не привлечь криками ничьего внимания, собственноручно стирая с пола кровь с темными склизкими сгустками и украдкой проскальзывая к реке, чтобы смыть следы греха с ног и бедер, она не испытывала раскаянья.
Гораздо страшнее для Гиды было подсыпать щепоть белого порошка, того самого, что таился в даре брата, в стакан мужа. Она боялась, что кто-нибудь из нерадивых слуг что-то напутает, и отравленный напиток достанется не тому, кому предназначался. Боялась, что кто-нибудь видел, как она подсыпала яд. Но все прошло гладко, и Гида благополучно овдовела.
Потом были несколько лет спокойной, счастливой жизни. Ничто не сдерживало молодую вдову. У нее оставалось положение, дарованное происхождением, деньги, оставшиеся от мужа, и появилась свобода. Небольшое поместье в окружностях Дублина наполнилось сладким порочным весельем. Гида ничего не делала напоказ, но и таиться считала излишним. Во многом своим тогдашним счастьем Гида была обязана тому, что родственников у ее почившего мужа не было, а племяннику было не до нее.
Однако настал момент, когда Глуниарайн вспомнил о Гиде и решил подыскать ей нового мужа, с не меньшей выгодой для себя, разумеется. Только вот Гиде это совершенно не понравилось. И тут ей под руку подвернулся Олаф. Поразмыслив, она решила, что убитый горем после потери любимой жены викинг вполне сгодится на роль ее супруга. Причин на то было несколько: во-первых, Олаф был христианином; во-вторых, потомком короля Норвегии; и, в-третьих, Гиде казалось, что она сможет вертеть им, как захочет. Все это давало надежду на продолжение разгульной жизни. В то же время, замужем за ирландцем Гида привыкла к, как ей казалось, цивилизации, и она надеялась, что выросший в лоне церкви Олаф не окажется варваром.
Но то, что не только Гида собиралась использовать Олафа, но и он ее, стало понятно слишком поздно. Женщина видела, что у супруга в голове множество планов, посвящать в которые он не собирается.
Оправившись от горя, Олаф стал устраивать различные компании, собирая крепкую группу, словно готовя опору для последующих действий. И вот он устроил крупномасштабный поход в Англию. А вернулся с двумя мальчишками. Варварами! Гиде просто злости на них не хватало. Раньше все свои дела муж оставлял за пределами поместья. А этих привел в дом. Они стали постоянно устраивать какие-то бешеные игрища, шутливые бои. Потом к ним стали присоединяться и члены старой команды Олафа. В доме начались грандиозные пиры-попойки. Невыносимо!
Но даже это Гида еще могла стерпеть. Но вот взгляды, бросаемые мужем, ее мужем, на этого паренька с собачьей кличкой вместо имени, простить она была не в состоянии.
— Я ж говорил, что ты все на лету хватаешь! — довольно проговорил Торвальд, наблюдая как клинок Олафа, описав в воздухе дугу, приземлился за спиной Норда.
— Он поддавался! — отбросив меч, Норд повалился на мягкую весеннюю траву.
— Не так чтобы очень, — покачал головой Олаф, — Торвальд прав: ты действительно быстро учишься.
— Быстро, — проворчал Норд, — уж скоро год как.
— Ты хочешь слишком многого. Не забывай, нам оружие в руки давали с раннего детства. Так что неполный год — это действительно быстро.
Норд пожал плечами и, сорвав молодой сочный стебель, сунул его в рот.
— Так, пожалуй, пора идти обедать, пока Норд не превратился в лошадь.