Северянин (СИ)

- Да, там и спим, - беззаботно отозвался Торвальд, а Торкель шагнул вглубь.

- Мило, - через пару мгновений вынес вердикт датчанин, - только лежак один тут… Еще что за тряпками прячете?

- Зачем? – не замолкал Торвальд. - Там же места много.

- Вместе, что ли, спите?

Норд бросил на Торвальда взгляд, обещающий муки, от которых захочется сбежать куда угодно, даже на Берега Мертвых, и принужденно улыбнувшись, ответил сам:

- Холодно здесь очень, никак не привыкну. А очаг ночью держать горящим боимся.

- Ясненько, - вынырнул из-за занавесей Торкель. - Так, давайте стол двигать, а то спать хочется.

***

- Чего сердитый такой? - спросил Торвальд, когда мерный храп Торкеля заполнил темный дом.

- Все в порядке, - ровно, спокойно, тихо. Чтоб не разбудить гостя и не дать другу повода посмеяться.

- Я вижу. В чем дело?

- Ни в чем. Не шуми. Спи давай!

- Норд, но…

Торвальд быстро понял, что разговаривать с макушкой бесполезно, и замолчал.

***

Огромный мешок с глухим хлопком упал на землю, подняв клубы пыли. Тормод потянулся, разминая натруженные мышцы. Влажная рубашка гадко липла к телу, но снять ее он не решался. Ветерок приятно шевелил слипшиеся от пота волосы и холодил лоб. Тыльной стороной ладони Тормод стер с кожи соленые капельки, и на его лице остались грязные разводы. Тряхнув головой, он зашагал за еще одним тюком.

Происходящее не слишком ему нравилось – Хакона он видел лишь на пиру, когда его «подарили». После отмашки конунга Тормода с девушкой-наложницей увели и заперли в пустой холодной комнате. За ней, впрочем, пришли уже через пару часов, а вот у Тормода все затекло от сидения на холодном камне. Явившийся уже следующим утром сухой, как щепка, старичок с дубленой морскими ветрами кожей окинул Тормода недовольным колючим взглядом и кивком головы велел следовать за собой. Тормод было понадеялся, что за ним послал Хакон, – а нет. Его увели во двор и поселили в бараке с кучей грязных вшивых трэллов. А потом стали использовать на тяжелых работах, как самого крепкого из тощей ватаги.

Усмехнувшись, Торвальд, слегка надавливая, провел пальцами по животу. Через дрянную тонкую ткань чувствовались твердые как камень мускулы. Раньше, даже в самые голодные годы, под кожей была тонкая прослойка жира – все как положено, чтоб не околеть. Но всего пара месяцев рабской еды, которой едва хватало, чтоб не помереть, да постоянной работы – и вот, ничего не осталось. Тормод попытался сжать пальцы, чтоб получилась складка – не вышло, только ущипнул себя.

- Что стал, рот раззявил? – противный скрипучий голос заставил двигаться быстрее. Подхватить мешок, взвалить на плечи и медленно, слегка покачиваясь, потащить его на другой край двора. То ли Тормод попросту устал, то ли мешок этот и вправду был тяжелее, но с ним на спине, едва-едва удавалось переставлять ноги. Поэтому крики, наполнившие двор, не привлекли его внимания. Что что-то не так, Тормод понял, лишь полетев носом в землю и уткнувшись этим самым носом в чьи-то ноги. А вот мешок, к немалому удивлению, сверху так и не придавил.

- Что за недотепа, - легкий пинок по ребрам заставил резко подскочить. И встретиться взглядом с хмурым конунгом.

Тормод чуть не застонал, но сдержался и, быстро поклонившись, обернулся. Его мешок оказался в руках у… Тормод не знал имени человека, державшего его ношу, но точно мог сказать одно: он прекрасен. Такого совершенного лица ему еще не приходилось видеть. Слишком красив, чтобы быть человеком, но все же слишком человечен, чтобы быть богом.

- Чего замер? - тяжеленный мешок врезался в грудь, лишив дыхания. Сам не зная почему, Тормод разозлился. Точнее, причина его гнева была вполне ясна: каким бы красавчиком ты ни был, права смотреть с таким пренебрежением у тебя нет. Только вот Тормод надеялся, что уже смирился со своим рабским, бесправным положением. Но в этот раз не сдержался. И, разогнувшись, швырнул мешок обратно, так, что нахала сначала пошатнуло, а потом тот и вовсе свалился. Идеальные губы скривились, темные глаза сощурились, на точеных скулах заиграли желваки.

Тормоду следовало бы испугаться, послушно извиниться и самому кинуться к сухощавому старичку, моля всыпать плетей, тем более что сам Хакон сейчас смотрел на него. Но нет. И мысли подобной не мелькнуло в рыжей голове. Напротив, всем своим видом Тормод показывал: ну же, давай! Дай мне только повод, повод побороться с подлянкой, подложенной жизнью…

Рассевшийся на земле красавчик утробно зарычал и начал подниматься:

- Убью…

- Эрленд! Оставь, – Хакон… смеялся, - не тронь мой… подарок. Подарок, а, подарок, у тебя имя-то есть?

- Есть, - оторопело отозвался Тормод. Ярость еще кипела в нем, но уже как-то глухо, едва пробиваясь через удивление.

- Какое? – а конунг забавлялся.

- Тормод.

- Славно, Тормод. Будешь моим личным рабом.

Эрленд так и не встал, а конунг, тихо насвистывая, пошел дальше. Тормод пару раз моргнул, рассудил, что раз уж он личный раб, то должен постоянно находиться при господине, и, плюнув на мешки, поспешил за Хаконом.

***