Северная экспедиция Витуса Беринга

В декабре и начале января, когда установился снежный покров, цинга стала свирепствовать с новой силой. Стеллер не мог найти достаточно свежих трав, чтобы полностью искоренить заболевание. Однообразная диета состояла из мяса песцов и каланов и жареной ржаной муки. Повара брали соленую ржаную муку, заливали ее водой и оставляли на несколько дней, пока тесто не скисало, а затем жарили на тюленьем жире. Еда была невкусной, но довольно сытной. «В общем говоря, нужда, нагота, холод, сырость, измождение, болезни, нетерпение и отчаяние были ежедневными гостями»[336], – вспоминал Стеллер. Но, по крайней мере, песцы больше им не докучали. К декабрю многих из них убили, а оставшиеся стали намного осторожнее. Возле каждой землянки по настоянию Стеллера были выставлены бочонки для хранения пищи и построены деревянные ко́злы высотой около метра, на которых вывешивали разные вещи и сушили одежду при слабом ветре. Эти две меры тоже помогли с профилактикой нападений песцов, потому что на земле больше не валялись ни еда, ни вещи, которые можно было бы испачкать или украсть.

После смерти Беринга командование экспедицией принял его старший помощник, лейтенант Ваксель, хотя он по-прежнему лежал в казарме, практически не вставая. Ваксель, как и Стеллер, сохранял присутствие духа пред лицом катастрофы и пытался приободрить и остальных, несмотря на мрачную ситуацию. Опять-таки, как и Стеллер, он отлично осознавал новые социальные реалии берегового лагеря. «Я решил руководить командой по возможности кротко и мягко, – писал он, – поскольку жесткость и строгость были бы при таких обстоятельствах совсем неуместными и не привели бы ни к каким результатам»[337]. Он сохранил свое лидерство, но больше не командовал как морской офицер. Либо понимая сложившиеся обстоятельства, либо из-за слабости и сонливости он способствовал определенной децентрализации власти и позволял игнорировать такие правила, которые ни за что бы не позволил нарушить на корабле.

Впрочем, эта общая снисходительность тоже привела к определенным проблемам среди команды, состоявшей из отчаявшихся, умиравших людей. Из пяти общественных землянок – которые называли то ямами, то могилами, то юртами, то хижинами, – четыре располагались неподалеку друг от друга в том месте, которое изначально выбрали Стеллер и Плениснер, а вот пятая палатка стояла демонстративно поодаль, возле песчаного холмика выше по течению ручья. Там жили двенадцать человек, в основном матросы. Их неформальным лидером был Дмитрий Овцын, лейтенант, разжалованный в обычные матросы до путешествия, якобы за сношения со ссыльными во время исследовательского путешествия по Сибири. Беринг ценил способности Овцына и назначил его на ответственную должность своего личного адъютанта, но после смерти Беринга Ваксель не пожелал видеть его в этой роли, и, по крайней мере с точки зрения флотского протокола, его снова понизили до матроса. Овцын был этим весьма обижен, и Ваксель боялся, что тот станет соперничать с ним за власть. Овцын стал лидером недовольных, ожидая возможности воспользоваться слабостью или некомпетентностью нового руководителя, чтобы добиться большей власти или лучшего положения для себя. Хотя Ваксель был командиром, он до сих пор оставался настолько слабым, что ему приходилось полностью полагаться на тех, кто лечил его и выполнял немногочисленные приказы. Ваксель не был уверен в своем положении и даже считал, что ему недолго осталось жить.

При Вакселе, среди прочего, перестали следить за соблюдением флотских правил касаемо карточных и вообще азартных игр. Начиналось все невинно, и когда Стеллер, который из-за религиозного воспитания отрицательно относился к любым азартным играм, пожаловался Вакселю, тот оправдал их, заявив, что он не только очень слаб для того, чтобы отдавать приказы, но и поддерживает это увлечение. «[К]огда издавался указ о запрещении карточной игры, то не имели при этом в виду наш пустынный остров, потому что он в то время еще не был открыт, – писал он. – Я с уверенностью утверждал, что если бы в то время можно было предвидеть наше нынешнее бедственное состояние, то, по всей вероятности, был бы установлен особый артикул, разрешающий всякие пристойные способы препровождения времени»[338]. Ваксель не просто не стал запрещать азартные игры: в его личных вещах нашлось несколько колод карт, которые он раздал или продал морякам. Поскольку в декабре большинство людей еще были разбиты цингой или в целом очень слабы, Ваксель считал, что это будет для них хорошим способом скоротать время. Если бы они слишком много задумывались об отчаянном положении, то совсем пали бы духом, так что он надеялся, что карты отвлекут их, помогут «преодолеть тоску и уныние» и не станут искать виноватых в свалившемся на них бедствии. Он изложил Стеллеру свое мнение и его обоснования, заявив: «Пока я командую отрядом, решение не изменится». А вот после его смерти, «пускай те, к кому перейдет командование, распоряжаются и командуют, как им заблагорассудится»[339].