Северная страна

Я решила надеть голубое платье с зеленой лентой на поясе и прогуляться. Подумала, может, развеется грусть, и появятся силы для уборки. Заметила на полу кончик зеленой ленты, я страшно обрадовалась. Я стала тянуть, но старые, тяжелые, никому не нужные вещи лежали сверху, не позволяя ее вытащить. И вот, уже который день, я сижу в бардаке и держу в руках эту зеленую ленту. И уйти не могу, и разобрать не получается. Вот мыслей – как этих вещей – миллион. А слов нет, и платье не найти.

– А знаешь, снова хочется на наше озеро. Ну, или на ту деревянную скамейку у центрального корпуса с видом на реку. – перевел тему Эрик, пытаясь увести Эмму в мир без платьев и зеленых лент. – Несправедливо, что нам запретили туда ходить. Мне кажется, это Лиза проболталась. Ну вот эта, – он указал пальцем в центр зала, – которая Елизавета.

– Ну знаешь, некоторым людям очень нравится хвастаться. Они в этот момент думают только о себе, а не о других. Может она хотела показать нашему Директору как сдружилась с нами, – Эмма с радостью подхватила новую тему, зная, что не все ее проблемы нуждаются в обсуждении.

– Да, я не об этом! Мне кажется, она из тех людей, которые не умеют молчать. Они не знакомы с тишиной, молчанием и покоем. Мне кажется, Лиза, простите Елизавета, именно такая. Когда возникает секундная пауза, в ее голове тут же загорается красная лампочка и слова сами вырываются из ее уст. Бред окутывает тебя, напрягает мозг. Я встретил однажды такого парня, ему было девятнадцать, я думал, он перерастет. Потом, через пару месяцев, я встретил другого парня, лет тридцати. И понял, что с первым, наверное, ничего не произойдет. Но смотря на Лизу, в ее тридцать пять, я понимаю, что бессмысленно ждать изменений в человеке. Они не меняются.

– А их ли это вина? – она была немного смущена суждениям Эрика. – Не кажется тебе, что ты немного суров или просто расстроен?!

– Но я не выхожу за рамки. – он почти всегда говорил, что думал, а думал он порой чересчур прямолинейно. – Я не выдаю чьих-то секретов. Я озвучиваю лишь то, что люди боятся услышать. При этом я же не лезу в чужую жизнь, если только кто-то не попросит моего совета. Это моя взрослая жизнь и она мне нравится.

– О, Эрик, о таком мало кому скажешь, и мало кто поймет. – он нравился Эмме немного больше, чем она себе позволяла.

* * *

Одной холодной мартовской ночью, в маленьком холле пятого корпуса, в клинике без адреса и почтового индекса, в центре густых и смертельных джунглей зажегся не смелый костер. В любой момент он мог быть растоптан, залит водой, он мог привлечь хищников. Но именно этот костер грел сильнее огромного пламени, разжигаемого в день весеннего равноденствия на центральной площади старого города Мирабель.

* * *

– А может закрыться в чулане и поплакать, – Эмма посмотрела на серую дверь в конце зала с надписью «Не входить».

– А может не надо.

– И ты даже не спросишь почему? – она поджала ноги, натянув до щиколоток растянутую мужскую футболку.

– А что тут спрашивать. Я и так знаю почему.

«Я тоже больше не могу. Мне тоже бывает страшно», – хотел сказать Эрик, но не сказал.

– Я понимаю тебя. Доверься мне, – произнёс он еле слышно.

4

– А что случилось? – Констанция стояла на скользких ступеньках с шерстяной оранжевой шапкой на голове.

– Когда я ее увидел, она была уже на грани. – ответил Том подавляя слезы.

– А ее можно было спасти?

– Думаю, нет. Я тряс ее, но она молчала. Ее глаза смотрели куда-то далеко сквозь меня. Мне кажется, она не хотела уходить, но и остаться не могла. Я прошептал, что скоро вернусь и убежал за помощью. Когда я вернулся, ее уже не было. Я обежал всё вокруг и вот я здесь с тобой на крыльце.

Констанция выпустила пар изо рта, наблюдая как он испаряется в желтом свете фонаря. Том, постояв с ней еще немного, поднялся к себе.

* * *

Эрик принес Эмму на крыльцо ближе к восьми часам. Она была мертва. Ее голову покрывал зеленый шёлковый платок, подаренный им ей на день рождения. Он положил ее на ступеньки, накрыл своей коричневой кожаной курткой и сел рядом.

Прошел час. На улице стемнело и похолодало. За это время, к ним два раза подходил Директор. Он нервничал из-за происшедшего, такое за его практику случалось впервые, и он очень не хотел, чтобы это повлияло на его репутацию. Доктор Швит пришел к часам девяти и сказал, что машина из крематория приедет через пару минут. Еще через пару минут, Констанция положила руку Эрику на плечо, сказав, что уходит. Она была уже на последней ступеньке, когда услышала:

– А давно ли ты была счастлива, Констанс? Так, по-настоящему?

Она задержалась на пару секунд, но не повернув головы, молча зашла в здание.