Северная война

Всадники ответили своему командиру нестройным гулом, и сотня двинулась к месту сражения. Кони расталкивали толпы пехотинцев, которые не знали, что делать, командиры других отрядов окликали Зальха и Уттенхайма – они хотели понять, что происходит, и получить хотя бы какие-то указания. Но что могли сказать им два рыцаря? И они либо отмалчивались, либо говорили, что и сами не знают, что происходит в огромном лагере.

Вскоре кавалеристы приблизились к центру, и на их пути оказался гонец герцога, который оповещал крестоносцев, что всем без исключения необходимо спешить на выручку обоза. Венеды, по своей привычке, уничтожали продовольственные запасы, и допустить это было нельзя. Командиры крестоносцев, услышав волю полководца, стали отдавать приказы и направлять своих воинов в бой. И бойцы, кто бегом, а кто шагом, в строю или вразброд, подобно водному потоку, покатились туда, где находился враг. Это движение нельзя контролировать, слишком многолюдным и разноязыким было войско католиков, и оно увлекло Зальха за собой. Совершенно незаметно рыцарь оторвался от кавалеристов Уттенхайма и спустя пару минут оказался под обстрелом.

Сотни стрел и коротких арбалетных болтов, которые летели неизвестно откуда, обрушились на католиков. Рядом с головой рыцаря что-то просвистело, конь Седрика жалобно заржал, а затем подкинул вверх круп. Рядом с Зальхом, который едва не вывалился из седла, падали раненые и убитые люди, всё вокруг было наполнено стонами. Рыцарь спешился, снял с седла треугольный щит и в отсветах бушевавших впереди пожаров разглядел, что его жеребец ранен двумя стрелами, которые на излете вонзились в его тело и застряли между рёбер. Почувствовав себя без седока, конь резко рванул повод, и рыцарь выпустил его. Животное, брыкаясь и разбрасывая крестоносцев, помчалось в сторону реки, а Седрик огляделся, не обнаружил воинов своей сотни и, без долгих раздумий, присоединился к ближайшему пехотному отряду, копьеносцам из Арраса.

Зальха ни о чём не спрашивали, и он тоже молчал. Воины просто шли на звук сражения и к горящим повозкам с припасами да прикрывались от сыпавшихся сверху стрел. Крестоносцы были полны решимости наказать наглого врага, и через несколько мгновений Зальх и пехотинцы его увидели.

На месте стоянки огромного обоза, которое находилось между рекой и лесом, вблизи ставки герцога Генриха Льва, шла битва, какой Седрик ещё никогда не видел. Закованные в броню вражеские пехотинцы размеренно и несокрушимо шагали вдоль повозок, сбивая на своём пути все заслоны. Вслед за ними двигались лучники и арбалетчики, которых прикрывали меченосцы, и католики не могли им ничего сделать. Бронированная масса варягов, по сути знаменитый хирд викингов, которого так боялись многие европейские военачальники, безжалостно бил и крушил отряды католиков, которые волнами накатывались на славян, но те, подобно скале, выдерживали очередной натиск и отбрасывали крестоносцев прочь. После чего наступали на них, давили на нестройные ряды германцев и наёмников щитами и убивали их десятками и сотнями. Следующие за ними стрелки не жалели метательных снарядов и осыпали воинов герцога Генриха железной смертью. И ладно бы так. Седрик ещё заметил, что время от времени из вражеского строя выбегают воины с какими-то непонятными камнями или бутылками в руках. На миг они замирали и кидали свою ношу в повозки, которые сразу вспыхивали ярким пламенем, и даже вода, которую лили на огонь наиболее смелые обозники, не могла потушить этот пожар, а, наоборот, словно давала ему новую пищу.

Однако долго наблюдать за происходящим Зальху не пришлось. Копейщики из Арраса, которыми руководил опытный командир, выстроили на пути варяжской пехоты четыре ровные линии и ощетинились длинными пиками. Мгновенно к наёмникам из Фрисландии примкнули все, кто был готов сражаться. По флангам скопилось множество крестоносцев, и среди них, справа от строя аррасцев, вместе с остатками городского ополчения из Бремена, находился Седрик. Щит висел на его левой руке, а меч был обнажён и готов выпить вражескую кровь. Рыцарь полон решимости поквитаться с язычниками за своих павших друзей, за разгром армии Фридриха Саксонского и за постыдное бегство из земель бодричей. Сомнения оставили его. На душе воина Господа было спокойно, и его глаза вглядывались в приближающихся врагов.