Северная война

Крестоносцы собирались в городе Гнезно, где к ним пристали боевые дружины влиятельного воеводы Петра Власта и церковные отряды под общим командованием архиепископа Якуба из Жнина. После чего ляхи и моравы, которые по настоянию церковников выбрали своим полководцем князя-принцепса Болеслава, форсировали пограничную реку Нотец и, следуя вдоль левого берега Вислы, начали наступление на Староград, который прикрывал крупный венедский порт Гданьск. Владислав одобрял любое решение брата, которого ненавидел лютой ненавистью, и старался не вмешиваться в военные дела. Князь-кесарь устал, он хотел покоя и мечтал вернуться домой. Однако старший Пяст не мог повернуть назад и покорно следовал туда, куда его тянула судьба. Он вёл своих людей по вражеской земле, но для воинов князь был скорее символом, чем настоящим командиром, поскольку войском руководили тысячники. Владислав мог на них положиться, и всё своё время посвящал размышлениям. Князь вспоминал плен и разговоры с языческими волхвами, которые объясняли ему своё видение мира и политические расклады. И как только на армию католиков начались нападения поморянских лесовиков, он словно очнулся от сна, решил действовать и вызвал к себе верного дворянина Добчека.

Главный шпион князя, неприметный, немного похожий на крысу, прибыл немедленно, и Владислав, ещё раз хорошенько обдумав то, что собирался сделать, поручил ему отправиться в лес и вызвать на тайные переговоры кого-нибудь из венедских командиров. Старший сын польского короля Болеслава Кривоуста и киевской княжны Сбыславы Святополковны понимал, что венеды в состоянии разгромить войско католиков, ибо силы у них для этого есть. И не хотел лишаться своих последних воинов, благодаря которым он всё ещё владеет какими-то землями, а не превратился в нищего беглеца. А раз так, то ему требовалось покинуть армию крестоносцев, сохранить своё войско и вернуться с ним на родину.

Добчек, который тоже побывал в плену у язычников, своего князя понял правильно и отправился в лесные дебри, которые надёжно скрывали поморян. Он отсутствовал несколько дней, и Владислав уже стал думать, что верный слуга убит. Но нет. Когда крестоносцы подошли к Старогарду, осадили его, собрали катапульты и начали обстрел оборонительных валов, Добчек появился и доложил, что договорился с поморянами о тайных переговорах.

Для Владислава это известие было подобно целебному бальзаму на больное место, и князь-кесарь не медлил. Под покровом темноты он тайком покинул лагерь католиков и без всякой боязни вошёл в негостеприимные для чужаков леса, где под сенью вековых дубов его ждал воин языческого бога Триглава витязь Сивер из Щецина. Польский князь был знаком с этим храмовником, он пересекался с ним во время боёв под Пырыцей и знал, что если витязь дал слово не причинять ему вреда, то сдержит его. Поэтому Владислав не боялся за свою жизнь и, когда встретился с языческим военачальником, был с ним предельно откровенен. Он рассказал Сиверу, что эта война ему не нужна и неинтересна, упомянул о ссоре с младшими братьями, во главе которых стоит наглый Болеслав, посетовал на то, что из всего отцовского наследства за ним осталась только Силезия и владения в Малой Польше. А когда храмовник спросил, чего Владислав хочет, князь-кесарь предложил ему сделку. Венеды выпустят его войско со своих территорий и уничтожат всех военачальников польско-моравской армии, а он поклянётся, что во время решающего сражения бросит своего брата на растерзание поморянам и их союзникам.

Слова Владислава шли от самого сердца, и Сивер ему поверил. Договорённость была достигнута, и католик с язычником обговорили план предстоящей битвы. После чего князь-кесарь, воспрянув духом, вернулся в лагерь под Староградом.

Прошла ночь, и наступил новый день, который должен был изменить судьбу князя-кесаря Владислава Пяста. Утром вновь загудели ремнями и заскрипели деревом катапульты, а войска ляхов и моравов выстроились в боевые порядки. После полудня католики планировали пойти на приступ, но Владислав был уверен, что его не будет, ибо язычники уже близко и вскоре выйдут из леса. Поэтому стрельба катапульт князя не интересовала. Его войско уже собрало свои пожитки и втихую подготовило обоз для похода. Тысячники, все как один преданные князю-кесарю люди, подозревали, что творится нечто странное, но истину среди ляхов знали лишь двое, Владислав и Добчек.

Неожиданно катапульты перестали обстреливать город. Последний камень ударил в стену, расщепил прочное дубовое бревно и пробил брешь, сквозь которую стала высыпаться земля. Соседние деревянные подпорки расшатались, и если бы в это же место попало ещё несколько камней, то в стене появился бы большой пролом. Однако прозвучала команда «Стоп!», и стрельба прекратилась.

«Началось!» – возликовал Владислав и, недобро прищурившись, посмотрел туда, где находился шатёр Болеслава.

– Змигод! – окликнул князь-кесарь одного из своих тысячников, считавшегося последние пару лет его самым удачливым военачальником.