Северная война

– Ну ладно, ты это, не дуйся на меня, – нахмурился взводный, – И не придуривайся тут, перегнул я, извиняй, если что. Но и меня ты тоже пойми. В мальчишках ведь не только решительность и смелость нужно вырабатывать, но и умение в подчинении приказам. Один раз он приказ не выполнит, и у него это легко прокатит, другой тоже так же удачно пролетит, а на третий уже такое может случиться, что весь его десяток или даже взвод от такого небреженья пострадает или даже кровью умоется. Сам ведь уже не головастик давно, в бою вон был, смерть видел, так что понимать должен! Мальчишка-то он неплохой, конечно, нашей ведь дружинной, воинской закваски парень, только вот надо всё его шелуху с него сначала снять и встряхнуть ещё, как следует, чтоб вся это его блажь напрочь отлетела. Вот и получится тогда из Славки вполне даже годный воин и командир. Подожди, он ещё тобой будет командовать, в походы ратью водить, – и улыбнулся эдак лукаво.

– Да я разве против, дядька, – усмехнулся Осип, – Пущай командует, тем более, если из пацана хороший командир потом получится. Где наряд-то свой отрабатывает ныне бедолага?

– Сегодня он на кухне трудится. Там, куда до него всяким там помощникам не добраться, – хитро улыбнулся пожилой наставник, – А то, знаешь ли, что-то со снегом у него уж больно легко начало в последнее время получаться. А на общей-то кухне Миронья махом любого постороннего помощника своей скалкой наладит, так что самому ему теперь там работать придётся, самому!

– Ну ладно, дядь Матвей, пора мне, – быстро засобирался покрасневший Оська, – Я ещё завтра вечерком загляну! – и выбежал из казармы на улицу.

В госпиталь усадьбы княжья чета засобиралась вместе. Идти до него было всего ничего, около трёх стрелищ по деревянным мосткам от княжьего теремка, что стоял в сосновом бору. Потом только через слободку пройти, и вот уже она, Андреевская крепость высится своими свежими крепкими стенами. А там по подъемному мосту вовнутрь и за бригадным штабом налево было уже лекарское царство. Командовала всей лекарско-медецинской частью сержант Елизавета Васильевна. В её введенье были и травница-повитуха тётка Агафья с парой сведущих в этом деле подручных бабулек, и десяток войсковых санитаров под командой капрала Екатерины, да ещё и два скотних лекаря из многоопытных степняков берендеев.

Княгиня сразу же ушла на женскую половину, а Давыд Мстиславович пошёл на традиционную пытку в лекарскую комнату, где каждый день безо всякого пропуска уже три месяца подряд его пичкали всякими горькими порошками, поили горячими травяными отварами и топлёным нутряным медвежьим да барсучьим салом. И кроме всего вот этого, заставляли его ещё подолгу дышать всей грудью над парящими горшками с чем-то солёным и весьма дурно пахнущим. К лечению пришлось отнестись со всей серьёзностью, один лишь раз князь решил пропустить процедуры, закапризничав с устатку, как к ним лично явилась главная лекарша поместья и что-то там долго объясняла Аннушке в женской светёлке. Последствия разговора были для Давыда весьма суровыми, и больше уже попыток пропустить лечения у него не было. Два раза в седмицу, помимо того, для него проводили особые банные процедуры, где князя натирали маслами, парили и мяли на горячих плитах дюжие парщики, распаривали затем в жарком и влажном хамаме и хлестали берёзовыми да можжевельниковыми вениками в русской парной.

Князь ожил, серость с его лица ушла, уступив место лёгкому румянцу. Не было уже того постоянно мучающего и надсадного кашля и той боли, что мешала ему дышать всей полной грудью. Уже пару раз порывался он закончить здесь всё и уехать к себе в Торопец, ибо душа болела за свою вотчину, и дел там было у него немерено. Но каждый раз он встречал суровый отговор Сотника и упрёк в том, что договор был лечиться до лета, а бросать начатое, так это «все труды, коту под хвост».

На прошлой же неделе после парилки сидели они в сторонке, завёрнутые в полотно, пили из канопок горячий травяной чай и смотрели, как с радостным смехом плещется в бассейнах детвора первого курса ратной школы, у кого этот день был помывочным.

– Привык Славка-то уже, Мстиславович? – спросил князя Андрей, видя, что тот внимательно наблюдает, как резвится вместе со всеми и его курсант княжич.

– Да привык почти что, Иванович. Первое время с воскресной побывки чуть ли не вожжами его гнать на понеделишное утреннее построение приходилось. Всё нытьём вон своим мать жалобил. Аннушка потом по пол дня в светёлке плакала, на меня словно на изверга глядючи. Ничего-о, сейчас уже сам бежит из терема пораньше, лишь бы в строй курса успеть встать. Дядька взводный Мартын молодец у него, никаких скидок для княжьей крови не даёт. Да я и сам его в том настойчиво просил. Теперича в субботу, после обеда, как на выходной прибежит, так до вечера про своих друзей школьных рассказывает, все трещит балабол, не умолкая. Да про науки дивные и всякие там проказы мальчишеские пересказывает. Как же, у него ведь теперь своё обчество, антире-есы, – пробасил князь с усмешкой.