Северная война

– Про то полковник Волков не пишет. Фельтена тут же князь-кесарь Ромодановский прибрал к своим рукам, пользуясь тем, что меня нет в городе. Неправильно это… Что-то в последнее время я отошел в сторону от дел охранных, ударился в баталии воинские, в думы и размышления стратегические. Поэтому, Алеша, мы с тобой и поспешаем в Москву Первопрестольную. И с князем-кесарем отношения надо утрясти, и всей Службе охранной требуется устроить тщательную ревизию – чтобы на лаврах не почивали… А то что же получается: мальчишка Девиер опять нам всем утер нос? Кстати, надо этого юнца срочно переводить к нам. Если сам не захочет, то надобно заставить: подловить на чем-нибудь скользком и – обязать. Ну, тут не мне тебя учить… А что касаемо случая с этим Фельтеном, то, возможно, тут все случайно получилось, непреднамеренно. Я знаю, что при приготовлении меренг используется белок сырых куриных яиц. Оказались те яйца, например, несвежими или – от больной птицы – вот тебе и вся разгадка. Ладно, разберемся уже на месте.

Петр встретил Егора и Бровкина радостно, увидав на Алешкином пальце тоненькое обручальное кольцо, долго поздравлял, от души хлопал по плечам и спине, надарил всякого и разного: деревенек с крепостными крестьянами, четверку гнедых лошадей для парадного выезда, новую австрийскую карету, дорогущих ювелирных украшений для новоявленной Елизаветы де Бровки…

К происшествию с меренгами царь отнесся более чем равнодушно, заявив:

– Мало, что ль, вокруг народа мрет от пищевых отравлений? Да в каждом армейском полку ежемесячно до десяти человек отправляются на небеса! А тут – сырые яйца, понимаешь. Все знают, что их есть небезопасно. Ты уж, Алексашка, не поленись, съезди к князю-кесарю, освободи Фельтена, пока не замучили старика до смерти. Я про него и забыл совсем – за всеми делами и заботами… Вот что я надумал, други мои, слушайте! Пора нам уже приближаться к Европам, перенимать у них всякое полезное, чтобы потом разговаривать было сподручней с ними, с затейниками… Издал я давеча, третьего дня, парочку Указов. В первом я велю производить счисление лет не от Сотворения мира, а от Рождества Христова, а новолетие начинать не с первого сентября, а с первого января. То есть вести счет годам так, как принято в европейских странах…

– Значит, с первого января у нас будет не семь тысяч двести восьмой год, а одна тысяча семисотый? – уточнил Егор.

– Точно, одна тысяча семисотый, круглая цифра! – радостно подтвердил царь. – Вот в эту цифирь круглую мы, соратники, и заложим на берегу балтийском новый город-порт! Ладно, об этом позже переговорим, подробно и вдумчиво… Теперь о втором Указе. В нем я повелел: всенародно праздновать наступление нового года! Не только этого – круглого 1700-го, но и любого другого – приходящего на смену старому. Уяснили? Приказал также я: ели обряжать в игрушки блестящие, ворота украшать сосновыми и еловыми ветками, усердно палить из пушек, пускать китайские «потешные огни»… Одно только не прописал я в том Указе: сколько дней праздновать. Действительно, сколько? Ничего, первый раз отпразднуем, тогда я и определюсь окончательно. Если надо будет, то и приписку соответствующую сделаю в Указе.

Князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский встретил Егора приветливо: долго выспрашивал о подробностях воинских дел под Дерптом, у истоков Наровы, при обороне Ниеншанца. Хвалил, одобрял, просил передать свои горячие и искренние поздравления чете Бровкиных – маркизу и маркизе де Бровки. Уже ближе к концу разговора он спросил – чуть смущенно:

– Ведь, Александр Данилыч, ко мне ты пожаловал для того, чтобы потолковать об этом старом Фельтене?

– Ты, Федор Юрьевич, всегда был очень прозорлив и догадлив! – утвердительно кивнув кудрявыми локонами своего ярко-оранжевого парика, дипломатично ответил Егор. – Надо поговорить, обязательно…

– Если бы повара взяли твои люди, охранитель, то я про этого старого дурня и не вспоминал бы, – строго и непреклонно улыбнулся князь-кесарь. – Добыча завсегда должна принадлежать тому охотнику, который ее застрелил. А в этом деле за главного-то был – Антон Девиер. Мой человек! – произнес очень веско, снова усмехнулся. – Извини, сэр Александэр, но опоздал ты. Прибрал я Антошку к своим жадным ручонкам. Так что и добыча конечная – моя! Без обид?

– Какие еще обиды? – кисло поморщился Егор. – Все правильно ты говоришь, Федор Юрьевич. Ты первый подсуетился, тебе и карты в руки. Только вот имеется закавыка: Петр Алексеевич приказывает освободить того Фельтена – без промедления!

Теперь – не менее кисло – поморщился Ромодановский:

– Я бы и рад выполнить это царское приказание, да не могу… Преставился раб Божий Фельтен, помер то есть.

– А можно чуть поподробнее? – хмуро попросил Егор. – В том смысле, вдруг повар чего полезного рассказал перед своей смертью?