– Эге, ишь ты! – забеспокоился Фролка, доставая из костра ярко горящую сухую сосновую жердь. – Придется, на всякий случай, сходить на берег. Иначе к нам могут пожаловать очень недобрые и опасные гости…
Кроме Егора и Фролки на речную каменистую косу выбрались и все остальные члены отряда: все равно спать под эту медвежью какофонию было совершенно невозможно. У кого-то в руках было ружье, у кого-то – пистолет.
– Вона, плывут, бедолаги! – указал Фролка своим импровизированным факелом на темно-серую поверхность реки. – Правее того белого камня…
Егор навел подзорную трубу на указанное место: две крупные черные медвежьи головы мелькали в неспокойных волнах Наровы, то появляясь, то опять исчезая из виду.
Он перевел свой оптический прибор на противоположный речной берег: там обнаружилось сразу пять матерых светло-бурых медведей (или – медведиц?), которые, угрожающе порыкивая, напряженно наблюдали за уплывающими сородичами.
– Братцы, давайте пальнем дружно – в сторону тех пловцов! – предложил Фролка. – Чтобы они, случаем, не выбрались на берег рядом с нашим лагерем.
Над рекой вразнобой зазвучали ружейные и пистолетные выстрелы, Егор увидел, как черноголовые мишки испуганно отвернули от берега, где располагался лагерь отряда, и сноровисто поплыли вниз по течению реки, а их светло-бурые собратья покинули противоположный обрывистый берег, торопливо разбредясь в разные стороны…
Через сорок часов, переночевав еще раз у глубокого речного омута, из которого удалось выловить парочку вполне приличных налимов, Егор и его подчиненные вышли к первым русским постам, охраняющим брод через Нарову. На севере все было затянуто густым черным дымом, а войска, вытянувшись узкой цепочкой, торопливо перебирались обратно на русский берег, перетаскивали полевые мортиры и гаубицы, установленные на деревянных, качественно сколоченных плотах.
– Что происходит? Почему отступаем? – строго спросил Егор у черноусого драгунского поручика, командовавшего сторожевым постом. – Ведь этот дым – стоит над Нарвской крепостью?
– Нарва-то второй день уже горит, да свейский воинский корпус на подходе, господин генерал-майор! – браво доложил поручик. – Сам генерал Шлиппенбах ведет шведов! Зело он злобен – за свою мартовскую конфузию под Дерптом… Государь приказал армейским частям незамедлительно отойти на правый берег Наровы. Наладить надежную охрану всех ближних бродов и переправ, полевую артиллерию установить – в специальных земельных укрытиях, которые надлежит дельно укрепить дубовыми бревнами…
– Петр Алексеевич уже здесь? – удивился Егор. – Когда прибыл? Где он сейчас?
– Пять дней назад, Александр Данилович! Государь – вместе с Борисом Петровичем Шереметьевым и всеми штабными офицерами – еще вчера перебрались на наш берег. Командный пункт нынче разбит на том высоком холме, что расположен в трех верстах восточнее Иван-города.
– Сам-то как? Грозен?
– Никак нет! Бодры, веселы и негневливы!
– И то хлеб…
Петр, за спиной которого маячил улыбающийся Василий Волков, встретил Егора распростертыми объятиями:
– Алексашка, сучий потрох, исчадие ада! Как же я соскучился без тебя, засранца! Эй, кто-нибудь… Быстро собрать на стол – всего самого лучшего!
Пока накрывали походный стол, Егор шепотом спросил у царя:
– Ну, как оно, мин херц, с Мартой-Екатериной-то? Срослось что-нибудь?
– Срослось, – чуть покраснев, так же тихо ответил Петр. – Все – срослось, до самого конца… Спасибо тебе, охранитель, за эту милую особу. Век не забуду! Правда, побыть довелось вместе – всего-то четыре дня… И моему сыну Алешке она, Катенька – то есть, очень приглянулась: смотрит на нее мальчонка – и улыбается…
Сели за раскладной стол: Петр, Егор, Шереметьев и Василий Волков.
Егор коротко рассказал обо всех обстоятельствах пленения шведской эскадры.
– А Лешерт-то каков! – уважительно покачал головой Волков. – Не захотел сдаваться в плен, предпочел тому смерть лютую…
– Жалко-то как – Никиту Апраксина! – искренне огорчился Петр. – Неплохой воевода получался из мальца, дельный… Все корабли плененные, охранитель, ты направил в Псков? Оно и правильно, если надо будет, то они помогут отогнать шведов от города.
По предложению генерала Шереметьева выпили по первой чарке, помянув славных воинов, погибших в озерной баталии, помолчали, закусили.
– Слышь, Данилыч, а куда ты услал Бровкина Алешку? – с аппетитом обгладывая жирное гусиное бедро, спросил царь. – А потом и про герцогиню эту поведай – как да что… Не, мне твоя Александра Ивановна вкратце обрисовала – общую картинку, только я так до конца и не понял: в чем высший смысл этой истории? Я же тебя очень даже хорошо знаю! Не иначе что-то задумал хитрое да высокоумное?