Северная война

– Клянусь святыми угодниками, что это тот самый герцог! – истово божился сержант Ванька Ухов, своим внешним обликом и повадками напомнивший Егору незабвенного Василия Теркина – из одноименной поэмы Александра Твардовского. – Я же на Москве этого самого де Круи видел не единожды: высокий, сутулый, нос свисает длинной грушей, сам весь из себя разряжен – как дочка дворянская на выданье. Как-то один раз, когда я днем стоял на часах в Преображенском дворце, у меня с этим герцогом казус приключился небольшой… В общем, я не выдержал и чуть улыбнулся, когда этот павлин проходил рядом с постом. Он, гад такой, запомнил, а потом нашептал что-то на ухо господину полковнику, – Соколов тихонько кашлянул в кулак и смущенно отвернулся в сторону. – После этого я провел целые две недели в холодном карцере… Так вот, когда я глянул в подзорную трубу на подходящую свейскую колонну, так сразу же и понял: тот тип, что на лошади шествовал (он один верхом, все остальные – на своих двоих), и есть натуральный герцог де Круи. А еще рядом с ним шагал Том Гаррис, который на Москве служил лакеем у английского посла. Мы с ним, с Гаррисом то есть, а не с послом, конечно же, выпивали пару раз в царском кружале. Неплохой Том парнишка, тоже англичанин, но неплохо болтает по-нашему. Любопытный только чрезмерно…

«Интересные дела творятся вокруг! Все в этом мире взаимосвязано – невидимыми, но очень прочными нитями… – ударился в занудные философские рассуждения внутренний голос. – Впрочем, братец мой, нет худа – без добра! Теперь можно будет задуматься и об эффективной диверсии… А что? Подкрасться незаметно – глухой ночной порой – к шведскому лагерю, да и выкрасть этого сволочного герцога – к такой-то матери! А после допросить с пристрастием: кто послал, да зачем, да почему…»

Когда солдаты и сержанты, несшие ночную караульно-разведывательную службу, отправились спать, Егор поделился своими опасениями с Соколовым и Бухвостовым:

– Полк пеших гренадеров – маловато будет для решительного и успешного штурма Ниеншанца. Но противоположный берег тоже плотно занят противником, если еще с реки подойдут шведские корабли, то ловушка полностью захлопнется и установится полная блокада. С одной стороны, ничего страшного: продовольствия и огненных припасов в крепости достаточно, сами шведы – в свое время – постарались знатно. А через месяц-полтора и подмога к нам уже подойдет: не от Новгорода, так от Иван-города… Но, с другой стороны, за это время неприятель может и артиллерию подтянуть дальнюю. Наверняка полевые пушки уже двигаются от Кексгольма по лесным дорогам… Вот тогда-то нам придется очень туго! Установят эти мерзавцы свои полевые мортиры где-нибудь на лесной полянке в северо-восточном бору и начнут бросать навесом – по пологой дуге – в крепость зажигательные и картечные гранаты. А у нас здесь – страшная людская скученность. Потери будут великие и существенные! Да и укрытий надежных не возвести, толстых бревен-то совсем и нет – для надежных накатов подземных блиндажей. Разве что хозяйственные пристройки разобрать для этих целей?

– Эх, хорошо еще, что Петр Алексеевич уже уплыл! – облегченно вздохнул подполковник Бухвостов. – Уже легче гораздо! А мы-то что? Нам умирать в жарком бою – не впервой…

Простучали торопливые шаги, и перед ними замер, вытянувшись в струнку и с трудом переводя дыхание, усатый пожилой сержант.

– Ну, что там еще случилось? – недовольно нахмурился Егор. – Докладывай, служивый, не молчи!

– Так это, вашество… Там фрегат царский возвращается! Уже близко совсем…

– Мать твою – козла драного! – гневно обернулся Егор к Бухвостову. – Это ты, Феодосий, сглазил, мордатый сукин кот! Язык – что помело… Еще раз вякнешь что под руку, в простые солдаты разжалую! Не посмотрю, что ты близкий родственник моих давних и проверенных сотрудников…

Через приоткрытые «речные» крепостные ворота он выбежал на обрывистый берег Невы, на ходу вытаскивая из глубокого внутреннего кармана камзола короткую бельгийскую подзорную трубу. Но хитрая иноземная оптика уже не понадобилась: «Луиза», торопливо меняя галс, находилась уже совсем близко, а на крутой северной излучине Невы маячили зловещие силуэты шведских кораблей.

Вскоре фрегат – с русским царем на борту – заякорился на прежнем месте, на берег были сброшены крепкие четырехметровые (четырехметровые – в длину, ширина же их была ненамного больше метра) сходни. Луиза, одетая все в тот же походный мужской костюм, радостно махнув Егору рукой, первой ступила на толстые сосновые доски.

Неожиданно раздался громкий пушечный залп: это крепостная артиллерия открыла беглый прицельный огонь по шведской эскадре, которая приблизилась непозволительно близко к Ниеншанцу. Молодая женщина непроизвольно вскинула руки вверх, видимо намереваясь прикрыть свои нежные уши от неприятного удара звуковой волны, неожиданно пошатнулась, потеряв равновесие, и – через мгновение – плашмя упала в темные невские воды…

– А-а-а! Она же плавать не умеет! – с отчаянием воскликнул Бровкин и, даже не сняв шляпы, отчаянно сиганул «солдатиком» за корабельный борт.