Снаружи самого большого бетонного навеса работал огромный медведь, и Лира остановилась у открытых ворот, чтобы посмотреть. Йорек Барнисон разбирал попавший в аварию трактор на бензиновом двигателе; металл, закрывающий мотор был весь мятый и гнутый, а один из роторов прогнут. Медведь поднял металл, как будто это был простой картон, и поворачивал его туда-сюда в своих мощных лапах, будто на что-то его проверяя, перед тем, как положить лапу на угол, а затем, согнуть весь лист таким образом, что вмятины выпрямились, и форма была восстановлена. Прислонив её к стене, он приподнял огромный вес трактора одной лапой, и положил его на бок, затем наклонился, чтобы посмотреть искорёженный ротор.
В этот момент он увидел Лиру. Она почувствовала, как её ударило холодным шаром страха, потому что он был таким огромным и таким чужим. Она смотрела через проволочный забор где-то в сорока ярдах от него. Она подумала, как он может пересечь это расстояние в один или два прыжка, разорвать проволоку как паутину, она чуть не повернулась и не убежала; но Пантелеймон сказал: «Подожди! Дай мне поговорить с ним».
Он был в обличье крачки; и до того, как она смогла ответить, слетел с забора на замёрзшую землю. Немного дальше находились открытые ворота, и Лира могла бы пойти за ним, но она остановилась в нерешительности. Пантелеймон посмотрел на нее и стал барсуком.
Она знала, что он делает. Деймоны могут отдаляться от своих людей не далее нескольких ярдов. И если бы она осталась у забора, а он бы был птицей, он бы не подобрался к медведю, поэтому он решил подождать.
Она злилась и чувствовала себя несчастной. Его барсучьи когти вонзились в землю, и он пошел вперед. Это было такое странное мучительное чувство, когда деймон тянул связь, соединявшую их; частично физическая боль глубоко в груди, частично сильная печаль и любовь. Она знала, что он чувствует то же самое. Все это пробовали в детстве: посмотрим, как далеко мы можем разойтись, воссоединение вызывало чувство глубокого облегчения.
Он потянул немного сильнее.
— Не делай этого, Пан!
Но он не остановился. Медведь смотрел, не двигаясь. Боль в сердце Лиры становилась все более мучительной, от немыслимой тоски на глаза наворачивались слёзы.
— Пан…
Потом она была уже за воротами, скользя по замерзшей грязи к нему, а он превратился в дикого кота и прыгнул ей в объятья, они крепко прижимались друг к другу, и от обоих исходили дрожащие звуки печали.
— Я думала ты действительно…
— Нет…
— Я не могла поверить, что так больно…
Потом она зло смахнула слезы и громко всхлипнула. Он устроился у неё на руках, и она знала, что скорее умрёт, чем позволит оторвать его от себя и снова ощутить эту тоску; она сойдет с ума от горя и страха. Если она умрёт, они всё равно будут вместе, как Мудрецы в склепе Джорданского Колледжа.
Теперь девочка и деймон посмотрели на медведя — одиночку. У него не было деймона. Он был один, всегда один. Она почувствовала к нему такую сильную смесь жалости и нежности, что почти дотронулась до его спутанной шкуры, и только чувство уважения к этим свирепым глазам остановило её.
— Йорек Барнисон, — сказала она.
— Ну?
— Лорд Фаа и Фардер Корам пошли, чтобы попытаться вернуть тебе броню.
Он молча стоял. Было ясно, что он оценивает их шансы.
— Хотя я знаю, где она, — сказала Лира, — ну и не знаю, если бы я тебе сказала, ты мог бы попытаться сам вернуть её.
— Откуда ты знаешь, где она?
— У меня есть чтец символов. Думаю, я должна сказать тебе, Йорек Барнисон, увидев, как они тебя первые надули. Я не думаю, что это правильно. Они не должны были этого делать. Лорд Фаа собирается спорить с городским главой, но, похоже, они не отдадут её тебе, всё равно, что он скажет. Поэтому, если я тебе скажу, ты пойдешь с нами и поможешь спасти детей из Болвангара?
— Да.
— Я… — она не собиралась совать нос не в своё дело, но не могла не полюбопытствовать. Она сказала, — почему ты не сделаешь себе ещё броню из этого металла, Йорек Барнисон?
— Потому что это бесполезно. Смотри, — сказал он, поднимая металл, закрывающий мотор одной лапой. Он выпустил коготь на одной лапе и разрезал его как открывалкой. — Моя броня сделана из звёздного металла, сделана для меня. Броня медведя — его душа, так же как твой деймон — твоя душа. Ты точно также могла бы вынуть его, — он показал на Пантелеймона, — и заменить на куклу, набитую звёздной пылью. В этом вся разница. И где же моя броня?
— Послушай, ты должен пообещать не мстить. Они неправильно поступили, забрав её у тебя. Но если ты её получишь, тебе придётся с этим смириться.
— Хорошо. Никакой мести после этого. Но я не собираюсь сдерживаться, когда буду забирать её. Если они нападут, они умрут.
— Она спрятана в подвале пасторского дома, — объяснила она. — Он думает в ней дух, и он пытается изгнать его. Она там.
Он выпрямился на задних лапах и посмотрел на восток, так что последние лучи солнца окрасили его морду в блестящий сливочно-желто-белый среди окружающего полумрака. Она чувствовала мощь гигантского создания, исходившего от него как волны жара.