нялся, то обнаружил, что на высоте щиколотки
кто-то натянул железную проволоку. Нет, не ду
майте, что она любит вас до такой степени. У
нее есть любовник, для которого вы служите
ширмой.
Появляется хозяйка дома и помогает мужу,
опирающемуся на трость, дойти до столовой. За
втрак проходит с соблюдением всех приличий. Ви
зиты Мишеля становятся реже.
Небольшие суммы, которые Мишель проигры
вает, неоднократно выплачивались отцом. В авгу
сте 1874 года разражается катастрофа. Мишель,
торопясь заплатить так называемый долг чести, те
леграфирует на улицу Маре, рискуя при этом, что
телеграмма попадет в руки матери. Во всяком слу
чае, сумма была слишком значительна, чтобы
скрыть от Ноэми эту новую выходку. В тот же
вечер молодой человек получает лаконичный от
вет: «Невозможно».
Больше ждать помощи неоткуда. Салиньяк де
Фенелон тоже сидит на мели. В тот вечер,
17 августа 1874 года, всего семь дней после
того, как ему исполнился двадцать один год,
Мишель тщательно одевается в штатское, целует
кирасу и каску, как монах-расстрига поцеловал
бы рясу, и садится на версальском вокзале в
парижский поезд, едва не оказавшийся роковым
для его отца. После установления мира паспорта
больше не являются проблемой. На вокзале
Сен-Лазар он делает пересадку до Дьеппа и от
туда переправляется в Англию.
Настроение у него менялось быстро, и при
виде высоких полисменов на набережной Саут-
гемптона, зеленых лугов и деревьев, пронося
щихся за окнами вагона, при виде огромного
Лондона заботы улетучиваются. Правда, нена-
долго. Самой насущной проблемой остаются
деньги. Он снимает комнату в захудалой гости
нице у Черинг-Кросса, о которой слышал от
лилльских коммивояжеров, «бывавших» в Анг
лии. Лилль приучил его к саже и влажной чер
ной грязи, но мрачный хаос закопченного
Лондона превосходит все сравнения.
Впервые в жизни он совершенно одинок. Оди
нок, как самый несчастный и самый мятежный из
людей не может быть одинок в семье, школе, по
лку, где его имя и лицо известны, где он вправе
ждать от окружающих если не помощи, то хотя
бы упрека, незлобивой насмешки, проявления
дружбы или, напротив, доказательства неприязни,
которой часто оборачивается неудавшаяся друж
ба. Д а ж е незнакомцы в Лилле были более или ме
нее знакомы или по крайней мере укладывались
в известные ему категории. В Байёле знакомы бы
ли все. В Лувене жизнь определялась положени
ем студента, в Ниоре и Париже — военным
мундиром. Во времена юношеских побегов он из
ведал, пусть ненадолго, одиночество и лишения,
но на другом конце телеграфной линии всегда на
ходился отец. Теперь же все происходит так,
словно Мишеля Шарля больше нет, лондонское
одиночество множится на миллионы человек. Ни
кто не беспокоится о том, найдет ли он на что
жить или бросится головой в Темзу, как полуле
гендарная монахиня во времена его детства бро
силась в канал в Лилле.
После бегства из полка название одного анг
лийского торгового дома, занимавшегося импор-
том тканей, служило ему своеобразным талисма
ном. Дом этот поддерживал отношения с прядиль
ными фабриками Севера. Родственник тетки П.
возглавлял одну из них. До сих пор Мишель со
вершенно не интересовался текстильной промыш
ленностью, но импозантный дом В. был
единственным заведением, известным ему в ог
ромном городе, не считая Тауэра и Банка Англии.
Следовало попытать счастья.
Он нашел в справочнике адрес и спросил до
рогу у официанта в кафе. Со своим английским,
казавшимся превосходным в университете, Ми
шель оказался совершенно безоружным перед
уличным кокни. Погружение в Лондон измотало
его, словно долгий путь в глухом лесу. Отказав
шись из экономии от плотного английского за
втрака в гостинице, он почувствовал голод. Он
несколько раз сбивался с дороги, прежде чем
прибыл по назначению. Директор не принимал.
Мишель решил настоять на своем и дожидаться
его столько времени, сколько потребуется. В
двенадцать часов дня директор, которого можно
было узнать по уважительным приветствиям слу
жащих, вышел подкормиться в соседнюю тавер
ну. Как по уходе, так и по возвращении он
заметил молодого иностранца, не двигавшегося с
места. В конце концов он принял его из любо
пытства.
Университетский английский Мишеля в каби
нете директора помог ему лучше, чем на улице.
Молодой человек сослался на кузена — владель
ца фабрик, которого на самом деле видел всего
18-1868
два раза в жизни, и предложил свои услуги для
сношений с Францией. Директор, поигрывая брел-
ками, слушал его вполуха и быстро спровадил не
желательного посетителя.
Получив вежливый отказ, юноша на минуту
присел в приемной, собираясь с мыслями и
спрашивая себя, не лучше ли сразу же устро
иться официантом или мойщиком посуды во
французский ресторан. Тем временем к нему
подошел человек с добрыми, умными глазами и
задал несколько вопросов. Перед благожела
тельностью этого маленького смуглолицего чело
века, говорившего с сильным акцентом выходца
из Центральной Европы, устоять было трудно.
Мишель признался ему во всем, не назвав толь
ко своего настоящего имени. Маленький челове
чек избавился от образцов тканей, которые нес