Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в Восточной Прибалтике XII–XIII вв. Том 2

«Да не будет тобою разом отвергнута просьба наша (с которой обращаемся к тебе), исполняя наш долг, которая служит твоей же пользе; ибо весь спрос с тебя: чтобы убоялся ты Бога и всем сердцем своим его любил, соблюдая заветы его. Но, конечно, не останется сокрытым, что ты смысла здравого лишен, коль скоро откажешь в своем повиновении нам, мало того — Богу, чье место мы, недостойные, занимаем на земле»[56].

Считается, что ответ Александра Ярославича на папское послание носил благожелательный характер. Это заключение делается исходя из текста другого (от 15 сентября 1248 г.) послания Иннокентия князю Александру — на этот раз он назван «сиятельным королем Новгорода» (Illustri Regi Novgardiae):

«Господь отверз очи души твоей и наполнил тебя сиянием света своего, ибо, как узнали мы от нашего благословенного брата, архиепископа Прусского, легата Апостольского престола, ты преданно искал и прозорливо обрел путь, который позволит тебе весьма легко и весьма быстро достичь врат райских»[57].

Исследователи длительное время не решались признать адресатом этого послания Александра Невского — уж слишком необычно звучало обвинение в латинстве для благоверного князя[58]. Последнее время, однако, сомнения эти развеяны. Папа Иннокентий, очевидно, писал Александру Ярославичу, но, скорее всего, изначально был не вполне правильно информирован своим легатом Альбертом.

В связи с этим, прежде всего бросается в глаза та настойчивость, с которой правители как Запада, так и Востока обращались именно к Александру Невскому как наиболее влиятельному правителю Северной Руси. Плано Карпини сообщает, что хатун Туракина после смерти Ярослава Всеволодовича (30 сентября 1246 г.) немедленно послала за его сыном Александром, желая «подарить ему землю отца»[59]. Однако князь длительное время отказывался ехать в Монголию, упирался, не отвечал на послания:

«Тот [князь Александр] не пожелал поехать, а остался, и тем временем она [хатун Туракина] посылала грамоты, чтобы он явился для получения земли своего отца. Однако все верили, что если он явится, она умертвит его или даже подвергнет вечному плену»[60].

Если об этом записал даже Плано Карпини, то летом 1247 г. Александр Ярославич так еще и не отправился в Орду. На протяжении пяти предшествующих лет ему удавалось избегать этих визитов. В 1243 г. первым из русских князей к Батыю ездил великий князь Ярослав. И взял он с собой не кого-то из старших сыновей, а третьего по старшинству — Константина (ум. 1255). Батый пожаловал Ярослава великим княжением и старшинством в братии, а Константин направил на поклон в Каракорум:

«Великыи князь Ярославъ поеха в Татары к Батыеви, а сына своего Костянтина посла къ Канови; Батыи же почти Ярослава великого честью и мужи его, и отпусти, и рекъ ему: «Ярославе, буди ты стареи всемъ княземъ в Русскомъ языце»; Ярославъ же възвратися в свою землю с великою честью»[61].

После смерти Угэдея в 1241 г. среди Чингизидов разразилась борьба за трон. Власть в Орде захватила вдова Угэдея, хатун Туракина, рассчитывавшая обеспечить избрание великим ханом своего сына Гуюка, который еще в 1240 г. во время европейского похода рассорился с Батыем. В результате сформировалось две «партии»: 1) потомки и родственники Угэдея во главе с хатун; и 2) партия наследников Джучи и Толуя, возглавляемая Батыем. На курултае в августе 1246 г. перевес оказался на стороне сына Угэдея, Гуюка, который и стал великим ханом. Но прожил он недолго — в начале 1248 г. Гуюк умер, как говорили, будучи отравленным Батыем[62]. На следующих выборах хана в 1250 г. сторонников Батыя оказалось больше, и ханом стал его ставленник, сын Толуя Менгу (ум. 1259)[63].