Северный крест

Несмотря на большое число сходств и параллелей, целая пропасть разделяет «Прикованного Прометея» Эсхила и Прометея мифологической эпохи. Прометей по-особенному жив в мифологическом мышлении и в народном сказе: он то сближается с Гефестом, то отождествляется с Эпиметеем, то оказывается прародителем женщины, то влюбляется в Афину и терпит наказание, то берет в помощники Афину, похищая огонь у богов, то похищает огонь у Афины и Гефеста, и т. д.; деятельность Прометея оценивается по-разному, и нет единого представления о том, что же такого он сделал. Гораций, например, оценивает кражу огня Прометеем крайне отрицательно, как и сотворение человека (Carm. I.3.27–33). У Эсхила, напротив, мы находим, во-первых, хорошо очерченный литературный образ – что и сыграло решающую роль для последующих эпох, а во-вторых, особое трагическое понимание пред-усмотрительности Прометея в контексте всевластия необходимости. Трагический контекст пред-усмотрительности, равно как и исторический контекст пред-классической рациональности (у Гесиода профетизм Прометея вообще не рассматривается), в одинаковой степени далеки от собственно мифического содержания сказания о Прометее. В этом смысле мифический Прометей и Προμηθεύς как отзвук индоевропейского *men-комплекса еще во многом остаются загадкой.

Список использованной литературы

1) Эсхил. Трагедии. В переводе Вячеслава Иванова. (Дополнения. / Пер. А.И. Пиотровского. Фрагменты / Пер. М.Л. Гаспарова). М.: Наука, 1989.

2) Гесиод. Полное собрание текстов / Перевод фрагментов О. П. Цыбенко, вступ. ст. В. Н. Ярхо, комм. О. П. Цыбенко и В. Н. Ярхо. М.: Лабиринт, 2001

3) Властов Г. Теогония Гесиода и Прометей. СПб. 1897.

4) Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М.: Искусство. 1995.

5) Мифы народов мира. под ред. С.А.Токарева. Электронное издание. М. 2008.

6) Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. Том 2. Книга 1. Индоевропейские языки и индоевропеистика. М. 2006

7) Aeschylus. The Complete Greek Tragedies. Edited by David Grene and Richmond Lattimore. Chicago. 1953.

8) Beekes R. Etymological Dictionary of Greek. Leiden. 2010

9) Lexikon der indogermanischen Verben. Die Wurzeln und ihre Primarstammbildungen. / Ed. Rix H. et al. Wiesbaden, 2001

10) Watkins C. How to kill a Dragon. Oxford. 1995.

Москва, 2012 г.

Александра Никулина Неоплатонический этюд о душе

Всем правит молния

Чистота души – это, прежде всего, её прозрачность. Душевно-психическое – всегда что-то текучее, журчащее, непостижимо-водное и стихийное, как огромный океан или тихое горное озеро, застывшее в неподвижном времени. Внутри этого озера, этого неподвижного времени, которое ещё греки назвали «веком», aion[128], застыл весь мир. Мир – лишь око души, отражающее прекрасный лик её неведомой тиши.

Однако, если верить неоплатоникам, мировая Душа сама – лишь отражение и выражение Ума, который всегда неуловимо и ясно присутствует в ней. Свет Ума – отражение света Единого, которое уже совершенно непостижимо, ибо Ум со всеми его изощрёнными методами лишь отражает то, познать чего он не может: «Основной закон этой иерархии, – подобие и отображенность низшего в отношении высшего; это – разные степени отображения одного и того же. Поэтому низшее не мешает высшему, но все слито в едино-раздельную вечность мировой жизни, и если низшее так или иначе подражает высшему (а без этого оно само не существует), то на всем индивидуальном, что есть, почиет энергия и смысл всеединой и бесконечной мировой жизни»[129].

Все эти космические материи живут в нас, впрочем, их гармония в человеке – лишь проект, лишь возможность, всегда наличная, но опасная и требовательная. Душа не находится изначально в гармонии с Умом, как мы видим это в диалектике эманации Единого, но всегда лишь может быть созвучна с ним в живом существе.

Если же человеческая душа, несущая в себе частицу божественной субстанции мировой Души, не созвучна с Умом, то она перестает быть сама собой. Но надо мыслить так: не ум должен быть созвучен с душой, а именно душа созвучна с умом. А ум – в свою очередь, с Единым, для которого уже нет ни отдельных умов, ни душ, ни чего-либо ещё, кроме него самого – даже неисследимого зазора между бытием и сущим[130].

Добавим немного драматичности: находясь между Единым и Душой, Ум вечно мечется между ними, – о, эта тоска человеческого сознания по безграничной божественной холодной ясности, сменяющаяся жаждой окунуться в гущу мира, наполненного суетой и жизнью. Как жаждет сознание уловить в потоке вещей вечно-сущее, и как жаждет оно отрешиться от мира, дабы созерцать вечность.