Я не могу обойти молчаніемъ Ю.А.Шичалина, написавшаго замчательную книгу «Античность – Европа – История», в коей вначал разсматривается феноменъ возвращенія (эпистрофе) въ первой европейской культур, и не дать ему слово: «В одном из поздних неоплатонических текстов, в комментарии Дамаския на «Филеба» Платона дается интересная оценка мифа о Прометее: Прометей не просто осуждается в своей деятельности, направленной на разрушение идеального образца, на отход от него к становлению (proodos), но и противопоставляется Эпиметею, который является символом возвращения к изначальной целостности (epistrophe) и потому достоин предпочтения. Ясно, что Дамаския занимает не сам миф, а его символическая значимость, проявившаяся уже в именах ПРОметея и ЭПИметея, но тем показательнее этот пассаж в целом <…> В неоплатонизме была разработана триада категорий, имеющая универсальный методический смысл и применимая к любому процессу <…> В случае, когда речь идет о том, что изъято из сферы времени, эти три категории характеризуют способы бытия по отношению к более высокому началу или к себе самому: изначальное пребывание в силу своей полноты провоцирует выступление за свои пределы, исхождение в сферу большей дробности, отступление от самого себя; а затем наступает процесс возвращения к себе, к изначальной целостности, причем в ходе этого возвращения достижение исходной полноты не отменяет смысла процесса исхождения, а впервые обнаруживает этот смысл в структуре целого. Разработка этих категорий, намеченных еще у Плотина, была произведена Порфирием и воспринята и развита Проклом и Дамаскием.
<…> Каждый шаг вперед оказывается действительным только в том случае, если в нем есть момент остановки и возвращения к тому, от чего он уводит. То, что вся история духовной жизни Европы есть история возвращений, – иногда к тому, чего не было [
Отмтимъ, что выработанная европейскою мыслью мысль объ этапахъ эволюціи того или иного вида, типа сущаго, хотя словно и иметъ въ себ нчто не могущее быть въ полной мр корректно использованнымъ во временныхъ историческихъ условіяхъ (поскольку носитъ чисто метафизическій характеръ), вполн примнима къ нашему случаю, который всецло – въ ея лон.
Мы – авторы – люди, не имющіе то или иное ученіе какъ свою границу: мы устремлены быть шире и глубже.
Мы – противъ мертвящихъ вяній какъ матеріализма всхъ сортовъ, такъ и идеализма для массъ.
Мы не «православные», не «католики», не «протестанты», полоненные слпотой духовной и мракобснымъ фанатизмомъ: для насъ не вра (и не догма), но символъ есть вещей невидимыхъ обличеніе. Но мы религіозны – и много боле глубоко, нежели христіане историческіе: вспомнимъ Бердяева: «Леонардо да Винчи, Гете или Ницше боле излюбленныя дти Божьи, чмъ множество служителей историческаго христіанства», ибо «мука всякаго подлиннаго творчества есть мука религіозная».
Мы не масса: мы не немотствуемъ о главномъ: мы имемъ главное въ сердцахъ нашихъ.
Мы – не одно: я за то, чтобы не было одного направленья, но былъ діалогъ; чтобы не было "заказывающаго музыку" – одну, – но было нсколько мелодій, въ полифоніи и контрапункт сливающихся въ симфонію. Наши авторы разныхъ міровоззрній и печатаются въ той орографіи, въ какой считаютъ нужнымъ.
Однако есть и общее для насъ направленіе въ культур – символизмъ. Символизмъ – то что объединяетъ авторовъ; се путеводная наша звзда. Символъ – везд и нигд, внутри насъ и вн насъ. Символомъ пропитана насквозь вся культура съ самого ея начала: вс пророки мудрствовали, облекая мудрость свою въ символъ; вс люди науки используютъ символъ; даже лепетанье юнца – и то исполнено символизма. Символъ – и только символъ – зачинаетъ Личность въ человк. Символъ – то, что возводитъ насъ къ Единому, это искры Отчаго, изображенія тамошняго въ здшнемъ, Единое-внутри-насъ[4].
Иное общее для насъ: врность Духу и врность Истин, свои стези, взбираніе по лствиц Духа на свой манеръ и вн византійства сознанія, вн нмецко-протестантской буржуазности, вн галло-римской либеральности.