Северный крест

Через несколько мгновений в дверях возник Митька Платонов.

– Кофе с консервированными сливками – это, конечно, вкусно, – сказал ему лейтенант, – но это не русский напиток. Кофе у нас пьют только чиновники, стремящиеся жить на французский манер – с прононсом, не выговаривая «р». Принесите нам хорошего крепкого чая.

– Есть! – Митька так стремительно наклонил голову, что с нее чуть не слетел колпак.

Рунге с улыбкой покосился на командира.

– Игорь Сидорович, вежливость необыкновенная. С этими людьми надо быть грубее, такого обращения, которого император Николай Александрович удостаивает своих подчиненных, они не понимают…

– В чем же провинился покойный государь, Иван Иванович?

– Со всеми людьми он был на «вы», только к троим обращался на «ты».

– Кто же были эти трое?

– Дмитрий Шереметев, князь Анатолий Барятинский и еще один человек, не помню его фамилии…

– Генерал-майору свиты Барятинскому я имел честь быть представленным. Светлый человек. Герой Японской войны – за бои под Мукденом получил Георгия. В него прицельно били японцы, а он стоял в это время перед осколком зеркала, укрепленном на ветке, и брился…

Когда Митька Платонов принес чай, лейтенант обеими руками обхватил кружку.

– Вот это по-русски, – похвалил он, – это наш напиток. – С удовольствием отхлебнул из кружки. – Крепкий чай. Черный, как деготь.

– Главное – вкусный, – подал голос молчаливый поручик Чижов.

– Сутки вам добираться до монастыря, двое суток – на наведение порядка в окрестностях, и еще сутки – на дорогу обратно. Я вас буду ожидать здесь. Какие будут суждения? – Лебедев вновь отпил из кружки, довольно качнул головой. – Прошу высказываться.

– Значит, еще немного пройти вверх не удастся? – спросил Слепцов.

– Не удастся. Сядем на киль. Тогда нам отсюда вообще не уйти.

– Жаль. Что касается остального, – на лысом темени Слепцова собралась лесенка морщин, – добавьте еще один резервный день. Мало ли что у нас может произойти…

Лебедев согласно кивнул, отпил еще из кружки чая.

– Предложение принято.

Чижов первым поднялся из-за стола.

– Пора!

Через десять минут на реке завозились, шумно зашлепали плацами мониторы, подгребая к берегу. Над мониторами двумя темными шевелящимися облаками висели комары. Арсюха смотрел на комаров, лениво похлестывал себя веткой и думал о том, что, с одной стороны, неплохо бы с пехотой совершить пробежку по окрестным деревням и раскидать свой товар – не тащить же его, в конце концов, назад в Архангельск, а с другой стороны – в тайгу очень не хотелось лезть.

Пока Арсюха размышлял, прикидывая все «за» и «против», на баке раздался крик:

– Баринов!

Следом выкрикнули Андрюхину фамилию:

– Котлов!

Матросов вызывал к себе боцман, но задачу ставил не он, а старший офицер Рунге. Оглядел вызванных, снял с седой головы фуражку, протер ее внутри платком.

– Значит, так, – сказал он, – пойдете с отрядами на Кож-озеро для связи. Один – с отрядом капитана Слепцова, второй – поручика Чижова. Задача ясна?

Вот и не осталось никаких сомнений, вот все и определилось. Арсюха повеселел, кивнул:

– Так точно!

На воду сбросили шлюпку – к берегу решили не подходить, не рисковать, проще было доставить связных на шлюпке, – Андрюха проворно спрыгнул в нее, сел на скамейку, гордо именуемую банкой, пристроил на коленях небольшой сидор с едой, Арсюха замешкался – сидор у него, не в пример Андрюхиному, был в несколько десятков раз больше.

– А багаж тебе такой громоздкий зачем? – полюбопытствовал Рунге. – Ты чего, упаковал все свои манатки и на миноноску решил не возвращаться?

Арсюха угрюмо молчал, Рунге покачал головой. Виски его на мутном утреннем солнце отливали благородным серебром.

– Куда груз такой, спрашиваю? – Рунге повысил голос. – Ты чего, матрос, не слышишь?

– Слышу, – наконец отозвался Арсюха.

– Не дотянешь ведь. В походе будет трудно.

– Дотяну, – угрюмо пробормотал Арсюха. – Своя ноша плечи не тянет.

Рунге с сомнением покачал головой.

– Ну, смотри. Ежели что – вываливай содержимое своего мешка в канаву.

«Фига тебе, – мысленно откликнулся на этот совет Арсюха, губы у него дрогнули, поползли в сторону и замерли. – Чтобы свое да выложить в канаву? Никогда! Это же свое, а не казенное».

Он с трудом перелез через леер и опустился в шлюпку. Следом перетянул за собой мешок.

– Поехали! – скомандовал он белогубому, со светлой курчавой головой пареньку-матросу. Тот покорно сдвинул набок бескозырку и взмахнул веслами.

Андрюха зацепил в пригоршню воды, слил обратно в реку. Вода была мутная, желтоватая.

– Нехорошая вода, – сказал он, – много ила соскребает со дна, несет с собой.

– Ну и что? – раздраженно рявкнул на него Арсюха. – Тебе-то, недоделанный, чего до этого? Прорицатель хренов! Химик! Менделеев!

Андрюха усмехнулся и покачал головой: он не понимал причин раздражения Арсюхи.

Через несколько минут шлюпка мягко ткнулась носом в берег – белогубый матросик причалил мастерски, касание с твердью было едва приметным, но Арсюхе это не понравилось, и он заорал на матроса:

– Кормой разверни к берегу, губошлеп! Учить вас, учить, дураков, – не переучить.