Чижову было известно, что Кожозерской обители, в которую они шли, без малого пятьсот лет – в давно-давние времена здесь поселился стареющий пустынник Нифонт, несколько лет он жил один, потом к нему прибился казанский царевич Турсас, принявший после падения Казани крещение и нареченный Сергием. С них, с Нифонта и крещеного царевича, все и началось. Старец Нифонт постриг Сергея-Турсаса, выполнявшего все его наставления, совершенствовавшегося в послушании. Так отшельник стал иноком, получившим имя Серапион. Вскоре на Кож-озере была возведена обитель, в которой и жила братия – не менее сорока человек. Когда случился голодный мор, монастырский старец Серапион принес на своих плечах жернова, тем и спас людей – без этих жерновов невозможно было испечь хлеб… Чижов сомкнул глаза: интересно, как выглядел Серапион? Он видел однажды его изображение на редкой иконе, но не запомнил лик…
Впрочем, лики святых людей всегда прекрасны – среди них не встречается лиц злобных, ущербных, хитрых, перекошенных, заплывших жиром, косоглазых, криворотых – лица у святых людей всегда великолепны.
Километрах в десяти от монастыря Слепцов, шедший вместе с верным Крутиковым впереди отряда, неожиданно увидел беспечно шагающих им навстречу двух красноармейцев в шлемах-буденовках.
Слепцов остановился, будто на ходу, всем телом всадился в стену, широко распахнул рот, с лысого темени на щеки у него поползли капли пота.
Красноармейцы – ребята совсем еще молодые, цыплята, с тощими искусанными комарами шеями – увидев отряд, тоже остановились. В следующее мгновение один из них испуганно вскрикнул, и оба они, круто развернувшись, побежали по бревенчатой дороге прочь, громко впечатывая каблуки разбитых сапог в дерево.
Слепцов сорвал с плеча ординарца винтовку, передернул затвор.
– Сто-ой! – закричал он и в следующее мгновение выстрелил.
Мимо. Пуля пронеслась над головой одного из красноармейцев и растворилась в пространстве.
– Сто-ой, кому сказали! – заводясь, прорычал Слепцов, снова передернул затвор винтовки. – Стой!
Ударил второй выстрел. Полет пули обозначился сизым дымком, возникшим в воздухе. Опять мимо. Красноармейцы продолжали грохотать сапогами по бревнам – неслись, как два коня, на пределе своих сил. Слепцов выстрелил в третий раз.
Один из красноармейцев вскрикнул по-заячьи тонко, подпрыгнул вверх, потом сиганул в сторону, сорвался левой ногой с настила, чуть не улетел в топь, но не улетел, удержался и побежал дальше, хромая.
– Йе-есть! – торжествующе прокричал Слепцов, выбил из ствола винтовки дымящуюся гильзу. – Я попал в него… Попал!
С четвертого выстрела он завалил охромевшего красноармейца. Несчастный паренек задрал голову, накренился всем телом назад, переломился в талии и с маху, спиной, ударился о настил. Ноги у него конвульсивно задергались.
– Йесть! – вновь торжествующе прокричал капитан. – Завалил гада!
А на «гада» жалко было смотреть. Синюшный, с пупырчатой кожей на щеках, он уже закатил глаза. Подол гимнастерки у него был запачкан рыбьей чешуей. Похоже, монастырские защитники только и питались тем, что доставали из глубокой холодной воды Кож-озера – костлявыми окунями да ершами. Красноармеец дернул ногами пару раз напоследок и затих.
– Все, отмаялся парень, – тихо произнес Дроздов, стоявший в первой шеренге слепцовского отряда. – Царствие тебе небесное!
– А где второй? – заполошно закричал Слепцов. – Куда второй подевался-то?
Второй красноармеец, увидев впереди среди топи сухую гриву, поспешно прыгнул на нее, одолел в несколько прыжков и очутился на берегу мелкого говорливого ручья, перепрыгнул через воду и, врубившись в густые кусты бузины, исчез в них.
– Вот гад! Растворился!
– Растворился, – уныло-спокойным тоном подтвердил Крутиков.
Капитан с яростью вскинул над головой винтовку.
– Вот гад! Теперь нам не удастся подойти к монастырю незаметно.
Не знал Слепцов, что десант был замечен уже давно, километрах в двадцати отсюда, и красноармейская часть, стоявшая в монастыре, сейчас активно готовилась к тяжелому затяжному бою.
На всякий случай перезарядив винтовку, капитан подошел к поверженному противнику, заглянул ему в глаза.
– Капут! – констатировал он. – Ничего уже у него не спросишь, и главное – ничего ему не надо. Спихните его с настила вниз.
– Вонять ведь будет, ваше благородие, – предупредил Сомов. – Лучше закопать. Иначе потом мимо этого места ни пройдешь, ни проедешь.
– Да ну-у, – ехидно произнес Слепцов. – А по моему разумению, его сегодня же растащат волки и лисицы. Останутся от краснюка лишь подметки. Сбрасывай его вниз быстрее!
Тело несчастного красноармейца, взмахнув длинными тощими ногами, полетело вниз.
Над головами людей с шумом пронесся порыв ветра, растрепал макушки у чахлых березок и исчез. Сделалось тихо. Недоброй была наступившая тишина, люди отчетливо ощущали это.