Северный крест

Решение было не самое лучшее. Лебедев, выслушав его в кабинете командующего морскими силами, спросил, ощущая, как у него начинает нервно дергаться правая щека:

– А куда девать экипаж, ваше превосходительство? У меня же – специалисты, их отпускать с миноноски нельзя.

– И не нужно отпускать, – спокойно проговорил Иванов. – Вы всем экипажем вместе пойдете на фронт. У нас не хватает солдат, окопы пустые, самая пора защищать Отечество не только в море, но и на суше. Проявите верность Родине и патриотизм, Игорь Сидорович, защитите Россию… Не то видите, что вещает с трибуны некий господин-товарищ Скоморохов. Знаете ж такого?

– Не имею чести…

– Обычное пустое место. Но требует много. Требует, чтобы мы сложили оружие и заключили мир с красными. Что с нами сделают красные, вы, лейтенант, конечно же представляете?

– Естественно.

– А вот господину-товарищу Скоморохову кажется, что его голова в этой мясорубке уцелеет, что он вопреки всему и вся построит в России новое общество. Мне, например, так не кажется. Итак, лейтенант, загоняйте миноноску в док, представителем своим, присматривающим за ремонтом, оставьте старшего офицера, сами же на пару-тройку месяцев – в окопы. Пока линия фронта не будет выровнена. Потом вернетесь в Архангельск.

Это было неожиданное решение. Складывалось впечатление, что адмиралу было уже на все наплевать. Лебедев вытянулся, будто струна: все было понятно.

– Разрешите идти?

– Идите, Игорь Сидорович!

Лебедев вышел из кабинета контр-адмирала, привычно щелкнул кнопками перчаток. Только щелканье это что-то не подбодрило его, не вселило надежду. Скорее – наоборот. Миновав два квартала, Лебедев увидел открытую дверь шалмана.

Заглянул в него. За стойкой восседал мордастый хозяин в наглухо застегнутой красной рубахе.

– Есть что-нибудь особенно крепкое? – спросил Лебедев.

– Ром. Шестьдесят градусов выше ватерлинии.

– Налей стакан.

– Вонючий, как козья моча. И на вкус такой же… Так что предупреждаю, господин моряк.

– Налей, я же сказал.

Ром был превосходный. И вкус у него был превосходный, просто хозяин этого шалмана смыслил в крепких напитках не больше, чем курица в морской навигации. Был хозяин носаст, черноволос, пучеглаз. «Явно с Кавказа, из какого-нибудь абрекского аула – торговлю здесь разворачивает, – подумал Лебедев. – Изворотливый мужичок. Из тех изворотливых лиходеев, что не упустят возможности сесть нам на шею». Лебедев как в воду глядел: ныне, куда ни глянь, по всей России в шалманах, на рынках, в палатках, расставленных вдоль дорог, сидят одни абреки – потомки тех самых лиходеев, с которыми общался лейтенант.

Втянув носом воздух, лейтенант ощутил, как у него горькой сладостью обварило рот, взгляд прояснел, на языке появился вкус тропических фруктов. Хороший был напиток. Настоящий. Пиратский.

– А закусить, господин моряк? – спросил абрек, выпучил черные глаза. В следующий миг глаза его проворно завращались: – Могу предложить вам чурек со свежей треской…

– Расстегай, что ли, если по-русски?

– Он самый, только поострее будет.

– Кто же закусывает ром расстегаями, любезнейший? Нацеди-ка еще стакан.

Абрек, с интересом поглядывая на офицера, налил еще стакан рома. Лебедев выпил его залпом.

Вкус рома он чувствовал хорошо, и послевкусие, какое надо, было, а вот опьянение, которого Лебедев добивался, чтобы забыть разговор с контр-адмиралом Ивановым, не наступало: ром не брал его.

– Что за черт! – выругался Лебедев.

– Еще рома? – Абрек, кажется приподнялся над самим собою, жесткие волосы встопорщились на его голове.

– Нет! – поняв, что спиртное не возьмет его, ответил лейтенант, расплатился, щелкнул кнопками перчаток и вышел из шалмана.

Над Архангельском плыли тяжелые темные тучи – казалось, что природа предостерегает людей, предупреждает о беде, опасно приблизившейся к ним.

* * *

Пленников поднял широкоплечий белозубый, с дергающимся лицом мужик в самодельном кожухе, сшитом из плохо выделанной козлины, в солдатской мерлушковой папахе.

– Поднимайтесь, падлы, – прорычал он хрипло, – пришел ваш судный день.

Андрюха Котлов вскочил первым. Ликутин застонал, схватившись руками за обвязанную голову, и мужик пнул его ногой. Прорычал грозно:

– Подъем, падла! – Пнул снова. Повернулся к Крутикову: – А тебе чего, отдельное приглашение нужно? В конвертике, как барину, принести?

Крутиков поспешно вскинулся. Следом поднялся Ликутин, проскулил что-то, но, подмятый жестким взглядом широкоплечего, умолк.

– Молодец, все понимаешь с полуслова. – Мужик блеснул белыми крепкими зубами. – Можешь далеко пойти… Если, конечно, тебя не остановить.

– Ефим! – выкрикнул кто-то с поляны. – Не телись! Нам уходить пора!

– А ну, вперед! – скомандовал Ефим, ткнул стволом винтовки в сторону густого разбойного ельника.

– Куда? – не выдержав, всхлипнул Крутиков.

– Умываться! Чтобы рожи ваши в судный день сияли, как новые галоши.

– Ну и шуточки у тебя, дядя. – Крутиков всхлипнул вновь.

Ефим фыркнул.

– Это не шуточки. Люди из вашего отряда расстреляли вчера в деревне наших мужиков. Мы расстреляем вас.