Интерес к орнаментам заметно возрос на рубеже ХIХ-ХХ веков, когда романтические умонастроения вновь овладели значительной частью представителей образованной рижской интеллигенции. Все тайное, непознанное, мистическое стало привлекать внимание писателей, поэтов и художников. Автор героической поэмы «Лачплесис» – Андрес Пумпурс – особенно увлекся изучением национального орнамента. Он, одним из первых, в Латвии попытался расшифровать затейливые геометрические знаки Лиелвардского пояса. Что ему удалось понять? Никому не известно… Только ученые-этнографы до сих пор ломают голову над загадкой Лиелвардского пояса. Кто-то из специалистов даже предполагает, что в узорах этнографического орнамента может быть «записано» какое-то важное знание о древнем прошлом латышей. Ведь мотивами для орнамента, вероятно, послужили те схематические рисунки, которые далекие предки жителей Прибалтики оставляли на каменных валунах…
Национально-романтические тенденции в латышской живописи проявились несколько раньше, чем в архитектуре. К зарисовке сцен из народной жизни в 1890—1900-е годы обратились молодые выпускники Петербургской Академии художеств – живописцы Я. Розенталь, Я. Вальтерс и В. Пурвит. Обычно, они писали свои полотна в реалистической манере, стараясь точно отобразить характерные типы людей из разных сословий, запечатлеть эпизоды из повседневного быта крестьян. Но в отдельных работах художников уже сказывалось и влияние французского импрессионизма. Так, в частности, это особенно заметно в картине Я. Вальтерса «Купающиеся мальчики», получившей в свое время немало хвалебных отзывов. «Мечтательная интонация» также присутствует в портрете «Мерайи Гросвальд» кисти Я. Розенталя. И непосредственно ощущением модерна проникнута картина «Смерть», в которой фантастичный сюжет передан в интерпретации латышского народного мотива.
Признанным мастером пейзажа в Латвии был Вильгельм Пурвит. В 1900 году на Всемирной выставке в Париже он был удостоен золотой медали за картину «При последних лучах». В 1901 году такую же награду художник получил на Международной выставке в Мюнхене, где он представил свою работу под названием «Март». Золотая медаль и «Гран При» были присуждены В. Пурвиту на Международной выставке в Лионе за его пейзажные композиции – «Северная ночь» и «Мартовский день». Живописец любил отображать просыпающуюся ранней весной природу. Его полотна всегда были наполнены глубоким чувством любви к родному краю. В. Пурвит, с удивительным мастерством, передавал в своих полотнах красоту тающего снега, обильное течение вешних вод и выразительную графику деревьев без листвы… В его ощущении цвета было что-то от скандинавской живописи, от картин финских художников П. Халонена и А. Галлен-Каллела.
О новой архитектуре Финляндии латыши узнали, во многом, благодаря Янису Розенталю. Изначально, живописец не был апологетом искусства «страны лесов и озер» и имел достаточно смутное представление о «финском национальном романтизме». В Финляндии Я. Розенталь очутился, скорее, по воле судьбы. Его избранницей, «дамой сердца» и музой, стала талантливая финская певица Элли Форсселл. Молодые люди обвенчались и устроили свадьбу в Гельсингфорсе (Хельсинки) 5-го марта 1903 года. Затем, они переехали на постоянное место жительства в Ригу. Иначе говоря, Я. Розенталь, по определенному стечению обстоятельств, посетил столицу Финляндии как раз в ту пору, когда в ней строились выразительные и запоминающиеся здания в формах «северного модерна». Он, воочию, смог ознакомиться с тем, что происходило в Гельсингфорсе, как, буквально, день ото дня менялся облик ранее не особо примечательного города.
Свои ощущения Я. Розенталь выразил в отдельной статье, опубликованной в журнале «Verotajs». Он писал:
«Молодые финские архитекторы стремятся к достижению впечатления мощных динамических ансамблей и гораздо меньше к симметрии… Башни, эркеры и лоджии вводятся с целью оживления фасада. Стены, напротив, оставляют гладкими, без всяких профилей и орнаментов. Последние используются крайне скупо или концентрируются в таком месте, где они обретают смысл и значение… взято за правило стремиться к их самостоятельной художественной ценности и оригинальности».88
Я. Розенталь также одним из первых среди латышей обратил внимание на сложившуюся в Финляндии тенденцию использовать в облицовке фасадов «естественный» строительный материал, а не его «суррогат» или «подделку». Он подчеркивал: