– В Китай. Не, а что – зато на Тибет с самолета полюбовался. Какая-никакая, а все-таки – Истина, пусть и не в первом приближении. А там, у косоглазых, вообще один раз смешно вышло. Подают нам еду, но сперва миску такую большую с водой поставили… Я сразу вспомнил все, чему научился на Родине, ну и тут, с вами, стало быть… Это, думаю, наверняка вода специальная такая, чтоб руки культурно ополоснуть, прежде чем за пайку ими остервенело хвататься. Ну и сунул их туда с размаху. А там – кипяток натуральный! Оказывается, нам голубей должны были принести, и каждый их по своему вкусу в этом кипятке варит… так предполагалось.
– Коровин, ты все-таки – интеллигент, – объявил ему Прохор, – И это, по-моему, стоит ошпаренных рук!
– Стоит, – согласился Коровин. А потом, чуть поразмыслив, добавил, – Ты, Прохор, уж не серчай на нас. Мы тут все не без греха. Просто время такое настало, как бы это сказать… широких перспектив и неограниченных возможностей.
– Как это?
– Ну как… да никак, на самом-то деле. Ерунда это все. Так, если на самом-то деле.
– И давно?
– А можно я расскажу? – набравшись храбрости, спросил я.
– Пусть новенький доложит, – милостиво повелел Коровин, – у него иногда хорошо получается.
– Дело было… ну, отчасти давно уже. В институт я только-только поступил. А у нас там такая традиция добрая была, восходящая едва ли не к Средневековью и классической физике сэра Исаака Ньютона – что все поступившие должны были пару недель ударно потрудиться на благоустройстве сделавшегося уже родным учебного заведения. И вот, значит, еду я однажды после трудового подвига, весь такой размякший, возвышенный – и слышу, как рядом два мужика в автобусе разговаривают. Причем так громко, не иначе, специально, чтобы все слышали, какие они невероятно теперь крутые люди и всамделишные бизнесмены. И один другому рассказывает:
– Тут, короче, операция такая. Мне один кореш товара подгоняет партию – и я ее дальше толкаю, другому корешу. Ну, свои десять процентов накручиваю, естественно. А тот в свою очередь – еще дальше продает, и тоже десятку сверху добавляет…
А второй ему – восхищенно так:
– Ух ты! Это сколько же в итоге навара выходит? Если в сумме? Процентов уже, наверно, двенадцать-тринадцать, не меньше?
А первый – гордо так, с таким превосходством в голосе:
– Не, ну ты что! Какие «тринадцать», бери выше! Около семнадцати!
И таким еще серьезным голосом добавляет:
– Я же считал!
Братия дружно загоготала, а я продолжил:
– А я стою такой – и вдруг думаю: ну что за время такое – вот поступил я в высшее научно-техническое заведение… на геофизическую гидродинамику с ее бесконечно сложными системами уравнений… а тут два каких-то хмыря, стоят, понимаешь, что-то куда-то толкают, накручивают, проценты высчитывают… «около семнадцати»… не, главное дело – «он считал»! Странное какое-то время наступает, судя так по косвенным признакам…
– А на самом деле сколько? – заинтересованно спросил Коровин, – Еще больше?
Братия судорожно загоготала повторно.
– Коро-овин! Не, ну теперь нам немудрено, что ты когда китайскими шмотками торговал – еще и должен остался!!!
– Ну, двадцать один. Причем ровно, что удивительно, – смущенно сказал я.
– Ой, да идите вы все, – насупившись, сказал Коровин.
– Ты не расстраивайся, – похлопал Коровина по плечу Ибрагим Галлахер, – Проценты – это еще что. Подумаешь, обсчитался чутка. Вот со временем иной раз – вот действительно шутки плохи. Помню, вызвал меня тогда к себе Сифилипыч…
– Кто?!! – выкатил глаза Коровин.
– А ты разве не слышал? Ну, я когда младшим подающим в услужение на завод поступил, после школы – мастера моего так звали. Арсений Филиппович. Очень ему шло. Такой прям… вот не слесарь-пропойца шестого разряда, а просуши его недельку, в костюм приодень, портфель в руки дай и очки на нос – готовый профессор и доктор наук.
– Так ты тоже, выходит? Это самое…
– Так это когда было, – пояснил Ибрагим Галлахер, – Это же еще до Просветления! Говорю же, после школы сразу… Короче, отстоял субботнюю трудовую полсмену у верстака – вызывает меня Арсений Филиппович. Так и так, мол, если коротко – настало это самое. Время, в общем. Пойдем. Чую я своим пролетарским духом – наш ты человек. А он у меня, говорит, нюх этот самый – безошибочный. Не подводил никогда. Пошли.
Выходим за проходную, шагаем в сквер имени героя-космонавта Волкова. Располагаемся на лавочке, Филиппыч газетку стелет, накрывает скромно, но питательно – и вынимает из-за пазухи бутыль. А в ней – жидкость.
Но ты, говорит, молодой – не подумай чего. Я всегда беру у одного мужика проверенного, из сверхсекретного цеха. Ему там, как водится – ну, для протирки контактов. Ну ты парень большой уже, должен понимать…