Со сверхсекретным этим цехом тоже история была, сам же Филиппыч и рассказывал. Наш обычный был, просто секретный, а тот – даже целый сверх-. Но не суть. Он сам еще молодой был, как я – и ехал на троллейбусе в подмастерья туда наниматься. Спросил у кого-то остановку, а название еще такое было, самое обыкновенное, навроде «Школа» или там «Универмаг». Спросил – а народу мало, и не знает никто. И тут одна бабуся, по всему виду – старорежимная еще, как услыхала – прямо с задней площадки мне на весь троллейбус закричала:
– Это тебе, милок, надо сходить где сверхсекретный бериевский авиазавод!!! Прям тама и сходить!!!
Ну вот так, в общем. Ладно, выпили, закусили, закурили, побеседовали. Как в пролетарских кругах и положено. Закончили, идем к метро. И я глаза-то поднимаю, на часы смотрю, что на столбе висят – и тут мне становится нехорошо… Крайне так тревожно.
– Арсений Филиппович, а который час?
– Дак вон часы-то тебе – али сам не видишь?
– Да я-то вижу… без чего-то пять.
– Ну, так и есть, значится!
– А что темно-то так?!
– Дак это… осень! Темнеет-то рано уже!
– Рано… но не в пять же!!!
И уже безо всякого чинопочитания: «Сифилипыч!!! Это что за пойло-то было???»
– А с чего ты так разволновался? – удивленно спросил Коровин.
– Коро-овин… – уже в который раз за вечер протянули все хором.
– Какие же вы все испорченные, – покачал головою Мефодий Галлахер. – Одна среди вас чистая душа коровинская, а вы и рады на нее накинуться! Коровин, брат имеет в виду, что быстропрогрессирующая потеря зрения суть первичный признак отравления метиловым спиртом, сильнейшим ядом, каковой, по его предположению, им и подсунул сверхсекретный мужик вместо запрошенного этилового.
– А вторичный признак?
– А вторичный – завершение земного участка пути к жизни вечной, – вздохнул Мефодий, – Причем – вполне вероятное.
– А-а… ну так в итоге – чем дело кончилось? Вроде так я смотрю – тезка перед нами сидит, и вполне так зрячий…
– Да ничем, по счастию, – улыбаясь, завершил доклад младший Галлахер, – Сообразили вовремя, что так раз в ту субботу на зимнее время переходили, ну и стрелки централизованно на час назад уже перевели. Так что на самом-то деле уже шесть было. Но все равно – вот тогда я и понял, что с Временем шутки плохи.
– Да, Время – оно такое, – задумчиво молвил Галлахер-старший, – Я вот помню – пришел как-то заново на хоккей. Как-то навалилось тогда все сразу, почти полгода не появлялся… но вернулся. Ну и вроде смотрю, хвала Проведению – все по-прежнему. Что-то новое обнаружилось, безусловно, но истоки и корни – все на месте. Что и хорошо. Ладно, сел, наблюдаю игру. И тут, как случается иногда – погасло табло. Старенькое такое было еще, на лампочках. Не все погасло, а где время идет – замелькало просто и замигало вразнобой. И судья-информатор объявляет голосом таким громовым… а в хоккее их там много, этих судей! Информатор, секундометрист, двое еще, которые оштрафованных на скамейках стерегут… Короче, объявляет: «Время матча берется по контрольному секундомеру!»
А рядом сидел болельщик дядя Вова. Такой, из ветеранов движа, который еще пацаном на стадион имени Юных пионеров через забор лазал, а потом еще Эдика Стрельцова вот такусеньким помнил… посмотрел он на эту судейскую камарилью и сказал негромко. А такие люди, когда говорят – всегда слышно, какой бы шум вокруг не творился. И сказал так негромко, но чрезвычайно убедительно:
– Эх… девять мудаков сидят – а за Временем уследить не могут…
Вот так и сказал. С большой буквы…
Время, Время…
– Ладно, будем считать – плавно съехали с темы, – благородно разрешил Прохор.
– Да конечно, – поддержали его, – Главное ведь, не кто ушел… а кто вернулся. Ну, заработали маленько деньжат – главное ведь, чтоб во имя Человечества и на малое благо Ордена. А не наоборот. Вот, кстати! Братья Галлахеры – так и вообще на службе познакомились. А не пойди служить – так бы и бродили по земле в неведении. Только они всегда вскользь об этом повествуют…
– Да не познакомились, – корректно поправил ведущий из братьев, – А заново обрели друг друга. И теперь уж – во веки вечные…
– Короче – докладывайте, – потребовали от них.
– Да ладно, чего там особенного, – ложно смутился Ибрагим Галлахер. Поступили мы тогда в одну организацию коммерческой направленности. Ну, из тех, что в наступившее время образовались. Широких… кхм… и необъятных возможностей и перспектив. Контора, кстати, была презабавная. Ее изначально один важный папа сыну подарил… папа важный был, то ли из чекистов, не то из прокурорских… Вот натурально, как раньше деревеньки друг другу дарили или в карты проигрывали. Со всем барахлом, движимым и недвижимым, и личным дворово-людским составом. Дал сверху еще денег тысяч сто на первоначальные ошибки…
– «Первоначальные ошибки» – это как? – переспросил Прохор, улыбнувшись – Ты извини, я в вашем этом наступившем времени редко бываю… быстрыми пиратскими набегами только, когда кого из новеньких к нам выдернуть срочно надо…