Северный путеводитель для новых русских иноков

– А, з-забыл… спускайся вниз скорее.

– Зачем? – спросил я.

– Затем. До ветру сходишь, и бегом обратно. Если успеешь, конечно.

– Я вроде не хочу….

– Когда захочешь – уже поздно будет.

Так оно, в общем, и произошло. С третьего этажа общаги я спустился еще довольно бодро. Старательно исполнил наказанное. Но уже во время подъема на второй этаж препарат оказал целительное воздействие на обезвоженный организм. А на первом же пролете на третий – сморило окончательно. Но, конечно, боевые товарищи не бросили раненого на полпути… дотащили… хотя уже не помню… но не суть.

Командир, как всегда, оказался прав. Помогло. Причем помогло настолько, что за следующие дни удалось сэкономить недельную норму туалетной бумаги, столь дефицитной в полевых условиях. Хотя основная мораль не в этом.

Еще в самом начале, при самых первых признаках бледной немочи, я выхватил свою кружку, каковые кружки находились в общем пользовании – и, преисполненный искренней заботы об окружающих, прилепил на нее пластырем записку приблизительно следующего содержания:

«Это кружка больного меня. У меня … . Возможно, это заразно. Не трожь!!!»

Более своей кружки я не видел. Кажется, ее вырвали из рук сразу. Далее из нее, насколько можно было наблюдать, утолял жажду весь личный состав без исключения. И даже, кажется, именно в ней носили компот двум стоикам, исполнявшим тяжелый подвиг воздержания на самой дальней от штаб-квартиры заставе. И ни один не придал моим эпистолярным потугам ни малейшего значения.

Прошло три дня, я вернулся в строй и забыл обо всем этом. И только Коровин, неспешно потягивая свой традиционный файв-о-клок и обнаружив ошметки пластыря, вдруг воскликнул:

– Это что за тряпочка такая висит?! Это чья «зечка» вообще?!

– Моя, – сказал я.

– А что висит тут тогда?

– Это записка моя. Я же сразу специально написал, что…

Емкость немедля с чудовищным звоном полетела на пол.

– У тебя?!!! Правда что ль?!! Да ты нас тут перезаражаешь сейчас всех, а меня первого!!!

Свежая новость мигом облетела сплоченный коллектив единомышленников и соратников. Напрасно я уверял, что все треволнения позади и даже пытался привести какие-то объективные доказательства тому – все было тщетно. Верные друзья отвернулись от меня, отказывались столоваться со мной в одном помещении, пить за общагой портвейн из одного горла, а наиболее рьяные приверженцы здорового образа жизни – даже потребовали скорейшей моей депортации на самый дальний кордон с целью умерщвления плоти и полного устранения последствий. А более всех неистовствовал Коровин, занимавший соседнюю со мной шконку и долженствующий, по идее, быть хотя бы в минимальном курсе предыстории…

То есть реальность – это не главное. Главное – это наше отношение к ней и восприятие сквозь призму. А все остальное – суета, тлен и прихотливые изгибы пространственно-временного континуума.

–…Ну вот так, значит, – подытожил я, – Примерно вот этим и занимаюсь.

– Понятно, – вздохнул Командир, – Ну, в общих чертах. Интересно хоть?

– Ну, местами. Нашего-то веселья, уж конечно, нету.

– Это и н-неудивительно. Денег платят хоть?

– Платят маленько. На уровне того же интереса. Но, правда, и душу бессмертную взамен пока вроде не требуют

– И то уже неплохо, – согласился Командир.

Мы маленько помолчали с видом на вечернюю панораму, размышляя каждый о своем. Или – об одном и том же, только с разных позиций.

– Скучаешь?

– Спрашиваешь… ну конечно!

– А больше всего?

Я подумал:

– Больше всего – обо всем. Ты же знаешь – я помню всё.

– Но все-таки?

– Все-таки… ну хорошо. Помнишь про битловский календарь, в самый первый раз тогда обсуждали?

Командир улыбнулся:

– Естественно. Я ведь тоже ничего не забываю!

– Ну вот так и тут. Просто осенью сильнее вспоминаешь сильнее что-то одно, зимой – другое, а весной – третье…

– Ты взрослеешь прямо на глазах.

– Это-то и пугает. Но вообще… вот смотри: ты Пьесу помнишь?

Пьеса была создана и реализована бойцами в редкую минуту досуга и затишья. Написанная на оборотной стороне этикетки грузинского вина «Цинандали», она, тем не менее, содержала почти семь полноценных действий, два из которых, правда, ввиду малого количества репетиций, во время премьерного показа были перепутаны, а одно вообще упущено, но на общий художественный замысел и уровень это ничуть не повлияло. Или наоборот: несмотря на полноценные семь действий, либретто достаточно легко уместилось на оборотной стороне этикетки, но при этом общий уровень и замысел…