Северный путеводитель для новых русских иноков

Но интереснее всего оказалось вот что. После трагической утраты означенного исторического носителя и артефакта, все попытки восстановить хотя бы приблизительно канонический текст произведения – оказались бесплодными. Даже припертые к стенке, как пайщики самодеятельности, так и благодарные зрители – все бубнили в ответ одно и то же. Про то, что Коровин играл на гитаре, а Толик на флейте – помнили все. Как сбросили с крыши кота, отчего он, очарованный полетом, щедро оросил первые ряды, а потом забился под диван и два дня не выманивался не только что на вареную колбасу, но даже и на сырокопченую – тоже докладывалось уверенно. Но стоило попросить назвать хотя бы одного персонажа или описать примерную сюжетную линию – как в ответ следовало нечто сугубо нечленораздельное и плечепожимающее.

В результате пьеса, единодушно признанная гениальной, так и вошла в анналы и на скрижали под простым названием: «Пьеса». И в чем были солидарны все – речь в ней шла о Любви (но, по совести, это мало что давало, так как настоящая пьеса и должна быть о Любви. Но мы ведь, опять же – именно о такой и говорим).

– Пьесу-то? Ну помню, конечно!

– А что именно?

– Ну как что! Что… Толик на флейте играл, из Jethro Tull (его не проведешь! – прим.авт.), Коровин на гитаре… А, ну кота сбросили, Барсика-то, он Коровину прямо на рубашку его любимую, еле отстирал потом…

– Искусство требует жертв. А еще? Ну, как героя главного звали? И куда он плыл тогда?

Командир наморщил лоб так сильно, что, кажется, даже борода заходила ходуном.

– Ну? Ты же тоже – ничего не забываешь!

– Не помню… – честно сознался Командир, – Но было все гениально!

– Ну вот и тут – такая же история. Детали стерты, но общее ощущение остается. Что так все и было. Вот по нему и скучаешь…

– И еще повзрослел.

– Тебя бы не догнать!

Помолчали еще.

– А! – встрепенулся Командир, – Я же ведь это все не просто так… я ж тебе – подарок принес! Сейчас.

Он покопался во внутреннем пространстве своей куртки, стремящемся к бесконечности.

– Хотя стоп. Попробуй угадать. Что бы ты сейчас сильнее всего хотел получить?

Я призадумался. Как ни горько, но решенное задание по квантовой механике приходилось исключить. Да и надеяться на то, что прямо сейчас в экстренных новостях передадут «Португальский арбитр сознался в своем подкупе и сдал полученную сумму на благотворительные цели, после чего был расстрелян, распят, колесован и посажен на кол, а известный и популярный московский клуб сразу объявлен Обладателем Кубка» – тоже не приходилось. Мыслить надо было более возвышенно. По оси «зет».

– Имей в виду, что все не просто так…

– Сейчас подумаю… Из музычки?

– Из музычки. Ты по-прежнему интуитивен. Такое, очень-очень!

– Ладно, попробую. Была у меня на «дописи» одна песенка… Петр Дмитрич мне тогда записал…

Петр Дмитрич был нашим школьным наставником военного дела – и личностью загадочной. Вопреки устоявшемуся каноническому образу людей этой мужественной профессии (сильно пьющий и не шибко умный «полкан» в отставке), Петр Дмитрич был молод, умен и хорош собой. Ростом еще повыше меня, кулаки размером с голову – автомат Калашникова при демонстрации его внутреннего мира выглядел игрушкой, наподобие израильского «узи». По образованию – выпускник института военных переводчиков, специальность – «Допрос военнопленных». Мы спросили его как-то, сколько языков он знает, на что Петр Дмитрич, сославшись на государственную тайну, среагировал мягко:

– Скажем так: достаточно, чтобы получить данные от объекта любой армии, которая на данный момент в рамках доктрины Генерального штаба рассматривается в качестве вероятного противника…

Хотя, на мой взгляд, столько языков было без надобности. По-моему любой «объект», попади он в руки Петра Дмитриевича и ощути на себе его ласковый взгляд – заговорил бы по-русски немедля. А кто не заговорил бы – тот горько пожалел бы об этом. Как, каким ветром надуло в нашу хоть и не вполне обычную, но все-таки среднюю школу столь замечательного персонажа – было решительно непонятно. Я так полагаю – в целях отработки какой-нибудь сверхсекретной «легенды», перед заброской под чужой личиной в самый глубокий тыл врага. Больше ничем объяснить решительно невозможно!

А еще Петр Дмитрич увлекался мировой поп-музыкой, как раз в тот год Pink Floyd дали подряд шесть концертов в Первопрестольной, и Петр Дмитрич по его собственным словам посетил четыре из них. Ну вот, я и говорю: наверняка в рамках все той же операции прикрытия… люди за один-то билет снимали с себя все до исподнего, и еще душу бессмертную в придачу – а тут четыре! Ну да ладно.

Причем мало того, что увлекался сам, но еще и щедро делился с интересующимися. Со мной вот, я ему в этом ракурсе самосовершенствования очень обязан. Как раз на практике после четвертой четверти сдружились на этой почве. Мы ему тир отмыли и покрасили, а он то кассетку какую редкую для прослушивания принесет, а то и перепишет. И вот, значит, на одной, после «Роллинг Стоунз» допись была…