Северный свет

Приятно было сидеть в чисто убранном доме Эмми, смотреть, как она хлопочет по хозяйству, как ее дети с улыбкой уминают Стряпухин бисквит. Все это было так уютно и мирно – не то что вытаскивать Эмми из-под кровати.

Но потом Уивер забылся и не подумав спросил у Эмми, почему бы и ей не развести у себя огород. Еще совсем не поздно для фасоли и зелени, сказал он – и в комнате вдруг повисла тишина, а Уивер изменился в лице, и я поняла, что он вспомнил про аукцион. Однако обсуждать это никому не хотелось. Особенно мне, знавшей, кто нацелился купить землю Эмми.

– Но мама, нам нужно поговорить, – настаивал Уивер.

– Чш-ш, Уивер, – мама Уивера бросила быстрый взгляд на Эмми. – Я знаю, сынок. Поговорим.

Эмми молча смотрела на нас, прикусив губу и наматывая на палец прядку волос.

– А где Томми? – спросила я, спеша сменить тему.

– Он у вас дома. Папе твоему помогает, – ответила мама Уивера. – У них уговор, они заключили сделку: Том помогает пахать и расчищать землю, а твой папа расплачивается с ним молоком и маслом.

– Я люблю масло, – заявил Миртон, втягивая носом сопли.

– Миртон, милый, что я тебе говорила про носовой платок? – напомнила мама Уивера.

– Ой, да.

Он выудил из кармана лоскут ткани в горошек, вытер нос и гордо показал лоскут мне. Я заставила себя восхищенно улыбнуться.

Мы посидели еще пару минут и засобирались – пора было возвращаться в «Гленмор». На обратном пути Уивер был молчалив. Я заговорила первой.

– Твоя мама – крепкий орешек!

– А то я не знаю.

– Подумать не могла, что кто-то сумеет образумить Эмми Хаббард и привести ее жизнь в порядок. Одному Богу известно, как твоей маме это удалось. Да еще со сломанной рукой!

Уивер грустно улыбнулся.

– Знаешь, Мэтт, иногда я мечтаю, чтобы счастливые концы и вправду случались.

– Иногда и случаются. Смотря кто автор книги.

– Я не про книги. Я про реальную жизнь.

Словом дня у меня было ренегатство – «отступничество, измена, непостоянство». И в тот момент я как раз почувствовала себя ренегаткой. Потому что я не верила в счастливые концы. Ни в книгах, ни в реальной жизни. Я уже кое-что про нее понимала. Но потом я вспомнила грязный убогий домишко Эмми – и каким он стал теперь теплым и уютным. Я представила, как мой папа учит Томми ходить за плугом и как Томми с важным видом мужчины-добытчика несет домой молоко и масло, заработанные собственным трудом. Я подумала, что о маме Уивера – наверное, впервые в ее жизни – по-настоящему заботятся. И как Эмми гордится, что она способна по-настоящему заботиться.

А потом я вспомнила, как миссис Лумис плачет в хлеву, и как Джим и Уилл издеваются над Хаббардами при каждом удобном случае, и как окаменела челюсть у Ройала, когда он говорил о том, что хочет, чтобы их не было.

– И я тоже, Уивер, – вздохнула я. – Я тоже.

Люцифéр

– Мэтти Гоки, что на тебя нашло? Ты сегодня вялая, как мул, и такая же бестолковая! Быстро неси заказ на стол восемь! Шевелись! – разорялась Стряпуха.

Народу за ужином собралась тьма-тьмущая, и Стряпуха была в ужасном расположении духа. Я бегом отнесла один заказ и тут же вернулась за вторым. За Стряпухиным рабочим столом ужинал Джон Денио.

– Генри, – окликнул он, внимательно вглядываясь в кусочек, наколотый на вилку.

– Что?

– Ты что, бросил в лепешки перец?

В тот вечер Генри приготовил ужин для прислуги – рагу и сладкие лепешки. Мы все поели еще час назад, но Джон ужин пропустил – встречал вечерний поезд, – так что Генри придержал для него остатки.

– Какой пферетс?

– Ты знаешь какой. Обычный, черный. Перец-горошек.

– Я не понимать, что вы говорить. Я не бросать пферетс в лепешки.

Джон отложил вилку и накрыл свой ужин салфеткой.

– Тогда сделай мне одолжение, ладно, Генри? Будь любезен, не подпускай чертовых мышей к чертовым мучным закромам!

Уивер чуть не лопнул со смеху. Я тоже.

– Не понимаю, что смешного. Вы это тоже едите! – огрызнулся Джон.

Смех как рукой сняло, и живот скрутило. Но долго прислушиваться к себе не было времени.

– Мэтти, заказ на стол семь! Стол семь! – рявкнула Стряпуха.

Я бегом понесла четыре миски супа, по пути расплескивая его и выворачивая шею, чтобы посмотреть в окна столовой на лодочный ангар. Все лодки уже стояли на месте. Причал был пуст.

– Они должны были вернуться, – пробормотала я себе под нос. – Должны были. Где же они?

По краям и по бокам мисок расползлись зеленые потеки крем-супа из сельдерея, а крутоны потонули. У гостей за седьмым столом вид был до крайности недовольный.

– У тебя сегодня что, гири к ногам привязаны? – напустилась на меня Стряпуха, когда я вернулась в кухню.

– Нет, мэм.

– Тогда давай пошустрее!

Двери рывком распахнулись.

– Мне нужен чайник чая в номер двенадцать, миссис Хеннесси! – сказала миссис Моррисон, влетая в кухню. – И тосты на молоке. Один из маленьких Петерсонов приболел.

– У меня тут теперь лазарет в придачу к кухне? Мэтти, отрежь два куска белого хлеба и…

– Миссис Петерсон очень просит, чтобы вы лично их приготовили, миссис Хеннесси. Говорит, вчера ваши тосты избавили ее малыша Тедди от кишечных спазмов.