Северный свет

Я тоже поздоровалась, и она угостила меня печеньем. Одета она была в синее платье из набивного ситца, поверх – фартук из мешка из-под муки. Небольшим лоскутом того же ситца, из которого было сшито платье, она повязала голову поверх косичек и собрала его в узел на затылке. Оба они, и мать, и сын – очень красивые. Лицо у Алиты решительное, сильное, кожа гладкая, почти без морщин. Глаза добрые, но словно чужие на этом молодом лице – старые, как будто она видела почти все, что можно увидеть в этом мире, и ничему уже не удивлялась.

– Видишь, Уивер, в том окошке леди машет рукой? Отнеси ей вот это, – сказала мама Уивера, вручая ему сверток в листе газеты. Затем сделала второй сверток: – А это машинисту, Мэтти. Отдай ему, дорогуша.

Я запихала в рот остаток печенья, сложила учебники в телегу и взяла сверток. Осторожно подошла к голове поезда (по правде говоря, я не люблю ни фырканье паровоза, ни резкий запах угля, ни огромные облака пара, которые вырываются из-под его брюха).

– Эт ты, Мэтти Гоки? – окликнул меня густой бас.

– Да, мистер Майерс, это я. Принесла ваш обед.

Хэнк Майерс, раскрасневшийся, потный, свесился из окна и подхватил свой сверток. Мистер Майерс живет в Инлете. Его все знают – он бросает из окна сласти детишкам, когда проезжает деревушки между городами. Кисленькие леденцы, и «бычий глаз», и подушечки жевательной резинки.

– Держи деньгу, Мэтти. Передай маме Уивера спасибо от меня.

Он бросил мне монеты и «бычий глаз». Конфету я спрятала в карман – для Бет. Монеты опущу в консервную банку, где мама Уивера держит мелочь. А вернувшись домой, она ссыплет выручку в ящик из-под сигар, который держит под кроватью, – «стипендиальный фонд» Уивера.

Возвращаясь к телеге Смитов, я прошла мимо городской пары, топтавшейся возле своего багажа.

– Бога ради, Труди, подожди, дай оглядеться, – ворчал муж. – Нигде не видать носильщика. А! Вон черномазый. Эй, парень! Иди сюда, подсоби!

Уивер стоял далеко от них, но этот оклик он услышал. Он обернулся, и я увидела, как опасно сверкнули его глаза. Ох, я хорошо знала этот взгляд. Так косятся лошади – молодые, не желающие ходить под седлом, готовые мчаться, не разбирая пути, убиться – лишь бы не дать всаднику себя обуздать.

Я проскочила мимо того мужчины, перехватила Уивера, вцепилась ему в рукав.

– Не обращай внимания, – попросила я, пытаясь оттащить Уивера. – Пусть стоит себе и орет, дурак безмозглый…

– Эй! Сэмми! Живо сюда!

Уивер стряхнул мою руку. Повернулся к мужчине, расплылся в улыбке. В широкой, скверной ухмылке.

– Само собой, миста босс, сей момент! – завопил он. – Бегу-бегу, сэр! Уже туточки!

– Уивер! – крикнула ему Алита. Голос ее испуганно дрогнул.

– Уивер, стой! – прошипела я, не зная, что он надумал, но по опыту догадываясь, что это будет не слишком-то умная выходка и на пользу ему не пойдет.

– Вот я, миста босс! – он поклонился туристам.

– Отнеси мои вещи в тот экипаж, – распорядился мужчина, указывая на дожидавшуюся повозку.

– Сей момент, сэр!

Уивер подхватил самый большой чемодан, кожаный, с блестящими медными замками, поднял над головой и швырнул оземь.

– Ты что?! – взвизгнул мужчина.

– Божечки! Виноват, миста босс, сэр! Неуклюжий ниггер, вот оно как, миста босс! Не извольте волноваться! Сейчас все исправлю. Да-да, сэр! – верещал Уивер.

И он со всего размаху пнул чемодан. Так сильно пнул, что чемодан проскользнул по перрону, ударился о фасад станционного здания и распахнулся. Одежда разлетелась во все стороны. Уивер снова пнул чемодан.

– Да, сэр! Сей момент, сэр! Бегу, сэр! Само собой! – орал он в такт ударам.

Турист тоже заорал. Жена вторила ему. И мама Уивера. Все остальные разбежались. А Уивер все лупил по чемодану. Снова и снова. Прогнал его пинками через всю платформу и обратно. Тут уж из станционного здания выскочили проводники, не допив свой кофе, и мистер Пуллинг выбежал тоже, и мистер Майерс соскочил с паровоза, он размахивал руками и что-то кричал, и я, запаниковав, вспомнила, как убили папу Уивера, и вообразила, что видел тогда маленький Уивер. Белые руки на черной коже. Так много белых рук. И я поняла: если мужчины добегут до нас, все обернется кошмаром. Поэтому я метнулась между Уивером и чемоданом – как раз в тот момент, когда он поднял ногу, чтобы снова лягнуть чемодан.

– Уивер! – взмолилась я. – Остановись!

И он послушался. В самый распоследний момент развернулся и пнул ящик с почтой, а не меня. Меня пробила дрожь – Уивер хоть и худой, но сильный, и если бы удар пришелся по ноге, мог бы и кость сломать. Я ухватила Уивера за локти – очень осторожно – и стала понемногу его отталкивать, по шажочку. Руки его словно онемели и непроизвольно дрожали. Дыхание со свистом вырывалось из горла. Я чувствовала, как из Уивера выходит гнев. И горе. Я дотолкала его до Алитиной телеги, потом собрала разбросанную одежду и, как могла, отряхнула. Сложила все аккуратно и упаковала обратно в чемодан. На коже осталась глубокая вмятина, но замки работали. Я захлопнула чемодан и поставила его рядом с прочим багажом этой парочки.

– Эй, так не пойдет! Он мои вещи испортил! – заклокотал мужчина.