Северный свет

Мы с Бет стояли на огуречном баркасе мистера Экклера, вокруг было еще с десяток человек, в основном туристы. Мы только что сдали на продажу четыре бидона молока и три фунта масла. Денег за них мы не получили: на неделе папа договорился с мистером Экклером, что тот привезет ему окорок, и молоко шло в уплату за мясо. Пока Бет раздумывала, я наблюдала за другими покупателями. Мужчина искал леску для удочки. Две девочки рассматривали открытки. Остальные набирали продуктов в летний лагерь.

На тетрадь для сочинений, которую я купила у мистера Экклера несколькими неделями раньше, ушло всего сорок пять центов из тех шестидесяти, что я заработала, собирая папоротник. Пятнадцать центов остались у меня, папе я их не отдала и теперь решила потратить их на сладости для себя и сестер. У Эбби были месячные, и ей было очень скверно. С утра у нее были сильнейшие спазмы, ей пришлось прилечь, пока боль не прошла, а папа меня спросил, почему она не явилась на дойку вместе с нами, – он всегда спрашивает, потому что всегда забывает, и мне приходится объяснять, а он злится на меня, потому что объяснение вгоняет его в краску.

Лимонные дольки – самое подходящее средство для поднятия настроения, подумала я. Покупку придется совершить исподтишка, ведь на самом деле надо было отдать деньги папе, но после того как он меня ударил, я решила: не отдам. Исподтишка – мое слово дня, оно означает потихоньку, тайно, секретно. И даже воровски. Мне неприятно думать, что я действую как вор, но порой нет другого выхода. Особенно когда тебе хочется сладкого, но нельзя сказать вслух почему и приходится выжидать, пока все разойдутся, чтобы постирать целое ведро окровавленных тряпок, и говорить, что тебе «неможется», когда на самом деле у тебя такие боли, от которых и лось рухнул бы без чувств, и слушать, как мужчины твердят, что ты «плакса», и «капризная», и «не с той ноги встала», – а тебе просто до смерти надоели и набухающие груди, и грязные трусики, и досадно, что тебе никогда нельзя будет жить привольно, ходить враскачку, поплевывать и пускать струю на дерево, как парням.

Пятнадцать центов – все мои деньги на тот момент, но я могла проявить щедрость. Утром дядя Пополам уехал в Олд-Фордж. Он планировал там переночевать и вернуться утренним поездом. Завтра к обеду у меня будет тридцать долларов. Пока что он всего полдня как уехал, но мы уже соскучились. Чудесная была неделя. Дядя расчищал ферму от пней и камней вместе с папой, а нам помогал доить. Вечером; по утрам не мог. По утрам дядя был еле жив. Обычно у него болела голова. Но с каждым часом он становился все бодрее, а к ночи готовил нам замечательные десерты – пирог из кленового сахара, или оладушки с сушеными яблоками и с корицей, или клецки из теста с изюмом, сваренные в кленовом сиропе. После ужина он усаживался с бутылкой виски и наливал себе стакан за стаканом. Янтарная жидкость бодро блестела, переливаясь из бутылки в стакан, а потом в дядю, бодрила и его, он тоже принимался блистать. Он громко смеялся. Играл на губной гармошке и каждую ночь рассказывал нам истории – ни дать ни взять сама Шахерезада поселилась у нас в гостиной. Мы надышаться им не могли. Я любовалась, как он гоняется за Бет по кухне, изображая рык разъяренного волка-оборотня, или покачивается, согнув колени, под тяжестью невидимого оленя, – и мне едва верилось, что он состоит в близком родстве с моим молчаливым, хмурым отцом.

– А еще кокосовые карамельки, – продолжала свои размышления Бет. – Или «Короля Лео». Или «Некко».

– Ладно, ладно, только не провозись до ночи, – предупредила я.

К причалу подъехала повозка Лумисов. Правил Ройал. Я подивилась, как ему удается выглядеть таким красивым, чем бы он ни занимался – пашет ли, идет ли пешком или правит лошадьми. Чумазый и потный, в заношенных брюках и ветхой рубахе из хлопка, он выглядел лучше большинства мужчин после ванны и бритья, в дорогих костюмах-тройках. Я вспомнила наш поцелуй, и одной этой мысли оказалось достаточно, чтобы мне стало жарко и слегка закружилась голова, как у тех глупых и нервных девиц из «Журнала Петерсона».

С Ройалом приехала его мать. Они оба не заметили меня: мы с Бет были на корме, в закутке. Миссис Лумис вылезла из повозки, и сын вручил ей корзинку с яйцами и большой брусок масла. Она перебралась на судно и передала продукты мистеру Экклеру. Он заплатил ей доллар. Она поблагодарила и вернулась на причал.

– Все, я готова, – сказала Бет. Она сложила конфеты в маленький коричневый мешочек.

– Иди заплати, – велела я, отдавая ей деньги.

Она потопала к мистеру Экклеру и предъявила ему свою покупку.

– На той неделе я поеду в цирк. Который в Бунвилле, – услышала я ее голос.

– Вот как, куколка?

– Да! Дядя обещал меня отвезти. Сегодня утром он поехал в Олд-Фордж, но завтра вернется и тогда повезет меня в цирк. И Лу тоже.

– Вы там отлично проведете время, детка. С тебя десять центов.