Северный ветер приносит вирус (СИ)

– Я еду на охоту и там стреляю оленя. Не насмерть, конечно. После я выслеживаю его по крови, пока он не обессилит, обездвиживаю и снимаю шкуру сантиметр за сантиметром, пока его сердце не разорвется. Как ты видишь, я сдерживаю себя, Рамси, и не привлекаю лишнее внимание. Что тебе мешает поступать так же?

– Я уже говорил это раз сто, но для тебя повторю еще раз, – Рамси контролировал глубокое дыхание. – Я занимаюсь не ебаными оленями, а моими девочками. И я всегда отдаю их на усыпление, но хера с этого толку. Зима убивает медленно, и я каждый ебаный раз пишу прошение ввести медленное убийство в программу. Меня уже доебали эти прошения. Почему я должен просить о том, что, и так ясно, давно стоит сделать? Я могу это сделать, и я сделал. Потому что когда наступит Зима, когда Иные будут потрошить наших солдат и вырывать им руки и ноги, они должны будут выполнять приказы, пока не сдохнут. До последнего, мать его, удара сердца. И мне нужно было знать, готова ли к этому Сара. Я срезал с нее кожу, как ты с твоего сраного оленя, часть за частью, только знаешь, что? Она ни разу не рыпнулась и не крикнула. А когда я спрашивал ее, продолжать ли мне, она говорила только одно слово: да, – Рамси посмотрел на отца цепко и зло. – Я снял с нее кожу с ее согласия, и она ни разу не попросила меня остановиться, пока не умерла. И это, оказывается, не результат, – Рамси закончил, шумно выдохнув.

– И ты трахнул ее после, когда она уже была мертва, – холодно заметил Русе.

– Да, здесь я не удержался, – Рамси позволил себе ухмылку краем губ. Русе скривил рот, резко дергая цепь, и Рамси невольно упал на четвереньки.

– Я тебя понял, – Русе задумчиво кивнул, смотря поверх головы сына и погружаясь в свои мысли. – И твою мотивацию… для большей части того, что ты сделал. Но это не давало тебе права самовольничать. Дело не в том, что ты сделал, дело в том, как это выглядит. Ты знаешь, как теперь о тебе отзываются? – Рамси тихо зарычал, и удавка тут же плотнее сомкнулась вокруг его глотки, пережав воздух. Русе терпеливо выдохнул носом. – Говори. Ты же не собака в самом деле. Ты знаешь?

– Они думают, что я становлюсь потенциально опасным для дальнейших исследований, – Рамси ответил чуток хрипло. – Они боятся того, что я еще могу сделать.

– Хорошо. Хорошо, что ты это понимаешь, – тон Русе был холодным и осуждающим, но ему нравился этот разговор. При мыслях о сыне и Саре он чувствовал, как член слегка набухает от крови. – Потому что тебе придется разобраться со всем этим. Я не хочу слышать о том, что мой сын – извращенный мясник, так часто. Люди всегда будут говорить, но всего должно быть в меру. Надеюсь, ты запомнишь это. Как я сказал, я не всегда буду рядом с тобой, и если ты надеешься однажды возглавить наш проект, тебе нужно выучиться думать о последствиях своих поступков, – ближе к концу голос Русе стал мягче, хоть и не теплее. Но он явно сказал все, что хотел, и теперь пребывал в более благостном расположении духа, насколько это возможно, если говорить о Русе Болтоне. – Теперь расскажи мне, что ты делал с Сарой.

– Ты же знаешь, – Рамси почувствовал снова натягивающуюся цепь и придвинулся ближе к отцу, как был, на четвереньках. – Ты не мог не заглянуть в отчеты.

– Я спрашиваю тебя, – тихо сказал Русе, и Рамси улыбнулся, глянув на него исподлобья.

– Я начал со спины. У нее был тугая, сухая жопа, я ее даже не пробовал туда. И не то чтобы тогда захотел, но все равно поимел ее пальцем насухо перед тем, как начать. От дырки до шеи мы пробежались быстро, Сара разок только дернулась, когда я наперво разрезал, а потом перестала.

Его голос чуток поплыл от свежих и острых, как каждый из тех разрезов, воспоминаний. Русе протянул руку и коротко погладил сына по волосам. Как собаку.

– Потом ноги, – продолжил Рамси, смотря, как сочно наливался кровью маленький отцовский член. – От бедер до щиколотки. У нее были чувствительные бедра внутри, до того, как я ей занялся. Но я думаю, что она все равно почувствовала что-то, когда я резал. Может быть, даже на долю секунды стала той… другой. Или тогда, когда я прошелся ножом кругом стопы и под пальцами. Когда-то ей было щекотно там… Ты не представляешь, сколько раз она ссалась, пока я избавлял ее от этого рефлекса. Но тогда она не посмела бы ни возбудиться, ни обмочиться. Я сунул в нее пальцы, когда дорезал, и она была сухая, как старуха.

Рамси рассказывал это бесстрастно и одновременно чувственно; член Русе дернулся еще, и под необрезанной шкуркой выступила капля смазки.