Северный витязь

– Всех нельзя уводить, – покачал Илья головой. – Кто-то и город должен оборонять. Эх, князь Владимир. Не вовремя ты вспылил, не вовремя ты меня в погреб посадил. Вот уж где моя сабелька бы пригодилась!

– Да что ж теперь говорить, Илюшенька, – Апраксия положила свою ладонь на его сильную руку. – Ты уж смирись, коли други твои советуют. Им виднее за этими стенами.

– Ох, трудно, Прося, сидеть здесь сиднем, когда враг лютует, когда горе на земле русской! – покачал головой Илья. – Сколько я уже дома на печи сиживал да думы думал о тех временах, когда на коня сяду да за саблю возьмусь!

– Илюшенька, не сделай хуже. Очень тебя прошу! И Сила просил, и Алекса тоже. Дождись своего часа. Не наступил он, видно, еще. А как наступит, дадут тебе знать. Худо, если против княжьей воли пойдешь, совсем худо будет. Ведь не в тебе дело, а в том, что защитником ты должен быть. А как князь тебя казнить велит или вовсе из Киева прогонит. Что ты один сможешь? А врагов-то не счесть!

– Умница ты моя, – грустно улыбнулся Илья. – Ведь все верно говоришь. Что я один? Хорошо, послушаюсь добрых своих друзей. Буду ждать.

Владимир поднялся на переславские стены и стал глядеть туда, где за водами реки Трубеж стояли шатры Итларя. Воевода Войтишич, стоявший рядом, показывал рукой за реку и говорил о том, что сумел узнать:

– Возле самого хана не более тысячи воинов. Это их основное становище. Отсюда не видать, но его шатер самый высокий, и возле него всегда сотня воинов при всем оружии и с конями оседланными. Ближе к реке и от ханова шатра к лесу еще два становища. Числом не более пяти сотен воинов, но они все время меняются. То приходят отряды, то уходят. Все время рыщут в округе. Дважды кони с окровавленными седлами возвращались, когда я своих дозорных посылал.

– Людей терять только, – тихо, со злостью сказал Владимир. – Не посылай больше. Издалече пусть наблюдают, близко не подходят. А то ведь как мы о них, так и они о нас узнавать будут. Мало кто под огнем и ножами острыми смолчит.

– Так ведь как же, княже, когда враг нападает, всегда так.

– Не так воевода, все не так! – зло ударил кулаком по толстому бревну Владимир. – И врага нет, и войны с половцами нет. Есть наши распри, делим власть, все делим и делим! А наши предки завещали наследовать по старшинству. И все ведь просто решается, так нет, обязательно найдется, кто скажет против. И мало слова, он еще врага в дом приведет и грозить будет. И Олег уже успокоился, сидит в Чернигове, а недовольный хан стоит здесь под стенами и требует своей жертвы. А спроси с него за это сейчас, так ответит, мол, это ваши русские дела, а он только помогает Олегу, с Олега и спрос.

– Неужто ты думаешь, княже, что Итларь город захочет взять? И дальше на Киев пойдет?

– Хан хитер, – возразил Владимир. – Он нас измором возьмет, он всю округу разорит и огню предаст. И будет нам зло чинить до тех пор, пока мы не захотим ему выкуп заплатить. Потом уйдет. Надолго ли? Ох, как нам мир на границах нужен. Ведь, кроме Итларя, никто воду не мутит. Его свои же родовые вожди побаиваются, вот и идут с ним.

По ступеням взбежал дружинник, вытер торопливо локтем пот со лба и, шумно выдыхая, сказал:

– Посол от хана едет. Дозоры оповестили, едет не спеша, важный. Как у себя дома.

– Это он нас боится, – усмехнулся воевода, похлопав дружинника по плечу. – Потому и показывает, что с посольством едет, а не просто промышляет, где что украсть. Иди скажи Алексе, чтобы поднял свою сотню и выехал ханскому послу навстречу. Пусть со всех сторон его окружат и в обиду не дают. А то много теперь под Переславлем обиженных. Могут стрелу пустить, а то и порубить.

– Как привезете посла, – добавил Владимир, – сразу в хоромы не ведите. В больших палатах посадите, столы накройте. Гридней моих посадите, бояр и старых дружинников, кто под рукой будет. Пусть веселятся, будто в сильном хмелю.

– Это зачем? – удивился воевода.

– А затем, Роман, что посол поверить должен, что у нас головы хмельны, а языки развязаны. Пусть и он себя свободно чувствует, уверен пусть будет, что с нами можно по-простому говорить. Он же потом условия скажет, какие мы выполнить должны, чтобы Итларь ушел восвояси. Вот он хитрить и не будет, а сразу все нам и вывалит, как ягоду из туеса. Да лишнего, глядишь, про дела и мысли тайные своего хана сболтнет.

Ханский посол Бисет бы стар и сух телом, но в каждом его движении еще чувствовалась сила и ловкость степняка, выросшего на коне с луком и саблей в руках. Длинные жидкие усы не скрывали глубокого шрама, что шел от губ через щеку. Иногда казалось, что старый Бисет постоянно хитро ухмыляется.

Он сидел за столом рядом с князем Святославом, сыном Владимира, и крутил в руках серебряный кубок с медом. В большой горнице пировали по приказу князя три десятка человек, пировали шумно, весело, но ханский посол разглядывал захмелевших русичей благосклонно. Столы ломились от дичи да разносолов, слуги подносили и подносили меда и пиво.

– Русские – хорошие воины, – говорил он Святославу. – А хороший воин умеет сражаться, умеет и пировать. Его ничем не свалишь с ног. Так?