Северские земли (СИ)

Он был настолько красив, что им нельзя было не восхищаться. Собственно, Ждан всю дорогу именно тем и занимался, что глазел вокруг, благо всю дорогу его по очереди несли на руках. «Слинга» сегодня не было – Тит перед выходом мягко посоветовал не брать в село роскошную шаль княгини:

- Барская это вещь, не наша, не мужицкая. Я-то ладно, я вопросов задавать не буду, а вот людям на рты платок не накинешь. Пойдут слухи про богатую шаль у приблудной бабы, а тебе оно надо?

Лушка покраснела, кивнула, и спрятала подальше единственную память о настоящей матери Ждана.

Любая дорога рано или поздно заканчивается, закончился и лес, и путники вышли к селу. Гранный холм был в полной мере лесным селом. Церковь, избы, огороды, расчищенные поля вокруг – всё это как будто теснилось друг к другу, а лес обступал их со всех сторон. По словам Тита, чужих в селе практически не бывало – больно уж далеко до ближайших поселений. Разве что купцы пару раз в году заедут, да путники какие-нибудь решат срезать дорогу, и едут напрямик через лес.

К селу подошли уже поздним вечером, и Тит сразу повёл Лушку к батюшке, у которого обычно и останавливался, когда приходил в село. Перед домом егерь остановился и сказал:

- Батюшка у нас – человек сурьезный. Очень сурьезный. Он сам из дворян, с Даром, всё как положено. Никто не знает, почему его в наш приход определили – сама знаешь, какие попы обычно в дальних сёлах служат. А наш – учён, причём настолько учён, что другие благородные, ко мне на охоту наезжавшие, говорили, что его хоть спросонья в столичный собор служить ставь – не опозорится. Я, собственно, к чему – ты ему не ври, Анфис. Он враньё чует, Дар у него. Просто не говори, чего не хочешь – так даже лучше будет, он умолчание простит, а вранья не любит.

Батюшка и впрямь оказался человеком презанятнейшим, Ждан таких ещё не встречал. Немолодой, если не сказать – старенький, но при этом живчик, ни секунды не сидящий на месте. Не было в нём ни капли степенности и основательности, обычно отличающих священников. Да и с виду был не сильно благообразен – небольшого росточка, толстенький, с изрядным брюшком, с окладистой бородой, но при этом – лысый как яйцо! Между этими самыми примерными чертами лица – бородой и лысиной – торчал нос-картошка и блестели два синих глаза, да не просто синих, а прямо-таки бирюзового цвета.

Глаза и выдавали характер этого плюшевого колобка – невозможно было утаить светившийся в них живой ум и неуёмное, почти детское любопытство.

Попадья – совсем уже седенькая старушка, быстренько накрыла на стол, поужинали за разговорами о пустяках, и лишь после этого Тит перешёл к делу:

- Вот, батюшка, на бабу с дитём в лесу наткнулся. Волки их чуть не погрызли, я в последний момент успел. Попросилась у меня пожить – идти, мол, некуда. Больше недели уже живут, а пусть бы и дальше – я не против. Но вписать бы их куда надо, чтобы не бродягами безродными числились, а? Сейчас, говорят, вам всех в книгу специальную вписывать сказали.

- Вписать? – хмыкнул батюшка. – Вписать можно. Только не ко мне. Верно говоришь, было такое распоряжение год назад от начальства моего – чтобы, говорят, как в Польше и Литве всё было, чтобы всех людей записывали[1]. Вот только моя книга, дикий ты человек, знаешь как называется?

[1] В параллельном мире полезный обычай ввели на полвека раньше. В нашем мире метрические книги и ревизские сказки повсеместно появились к середине XVIII века.

- Нет, - потупился Тит.

- Метрическая, или, по-другому, троечастная – наставительно пробасил поп. – А знаешь, почему, неграмотный ты человек?

- Откуда мне? – совсем засмущался Тит.

- А потому, - пояснил священник, - что в книге оной три раздела, кои в тексте должны выделены двумя горизонтальными линиями: «Часть первая о новорожденных», «Часть вторая о сочетавшихся браками», «Часть третья о умерших». Понял? Родился человек? Вписать! Женился? Вписать! Помер? Вписать! Но нету у меня никакой линии: «Приблудился? Вписать!», понятно тебе, законопослушный ты человек?

- Понятно. – повесил голову Тит. – А куда ж мне с ней теперь? Может, к старосте?

- Можно и к старосте. Его книга называется «ревизская сказка» и туда велено весь податный люд вписывать.

- О, так я тогда побегу? – обрадовался егерь.

- Можно и побежать, быстрый ты человек, - не стал спорить улыбающийся священник. – Но только староста в Козельск уехал и сказал раньше, чем через неделю, не ждать.

Потом посмотрел на вытянувшееся лицо Тита, и, не выдержав, засмеялся.