Северские земли (СИ)

Рудый быстро и плавно облапил мальчика сзади, больно схватив за чуб, потянул его голову назад, и Ждан почувствовал, что ему в горло упёрлось лезвие ножа. Похоже – его же собственного Жала, который разбойник выдернул из его же ножен на поясе.

- Стоять! – надсадно закричал Рудый. – Стоять, сказал! Один шаг – жерло[1] щенку твоему вскрою!

[1] Жерло (ударение на последний слог) – старорусское название горла.

Священник остановился, как вкопанный.

- Вот, молодец. Молодец, поп, понимаешь ты людей, я это давно просёк. Посох! Посох на землю! Молодец! А теперь руки в гору и три шага назад. Косой! Косой, говорю, придурок, что ты встал? Руки попу вяжи! Да на совесть вяжи, сам же видел вчера, какой он резкий. А ты, поп, не дёргайся. Я, батюшка, человек робкий и пуганный. Ты дёрнешься – и у меня рука, не дай бог, дёрнется. И захлебнётся твой пацан юшкой. Да, да, понимаю – ты ж меня потом на клочки порвёшь. Вот только пацана это уже не воскресит. Воскрешать вообще пока ещё ни у кого, кроме Господа нашего, не получалось.

Ждану как будто засунули в живот кусок льда размером с кирпич – так ему было страшно. Больше всего он боялся, что не выдержит, и опозорится, намочив штаны. Противный, каркающий голос разбойника, кричащий в самое ухо, смрадный запах изо рта Рудого, вызывающий тошноту, и, главное – растерянное выражение лица священника, которое он ни разу не видел у своего учителя – всё это внушало мальчику ужас.

Во всех фильмах и книгах в этот момент главный герой совершает какой-нибудь суперпрыжок, выбивая у главного злодея нож, а потом вбивает ногами всех негодяев всех в асфальт – благо, противников было только четверо.

Но отец Алексий ничего подобного не делал. Он смирно стоял, позволяя себя вязать, и – стыдно признаться –Ждан был ему за это безмерно благодарен. Потому что, когда на твоё горло давит лезвие ножа бритвенной остроты – ты как-то изнутри понимаешь, что никакие прыжки и кульбиты в стиле Джекки Чена тебя не спасут. Это даже не секунда, не миг - рыжий просто потянет нож на себя и вправо, полоска стали легко раздвинет хрящи гортани и наступит вечная темнота…

Похоже, священник тоже это понимал, поскольку стоял, не дёргаясь, и лишь неотступно буравил взглядом Рудого…

Минуты через три Косой наконец-то закончил наконец свои упражнения в вязании, и крикнул:

- Готово!

- На поляну их! – скомандовал Рудый.

Двое разбойников схватили священника под локти и практически поволокли старика вперёд. Рудый наконец-то убрал нож, но чуб не выпустил – так и потащил Ждана за собой за вихры на поляну.

Рыжая сволочь не соврал- вчерашний убиенный атаман Макар и впрямь находился на поляне. Вот только его телом экспозиция не ограничивалась – утренний пейзаж украшали ещё два трупа. Одним был вчерашний молодой парень с топором и редкой бородкой, вторым – какой-то неизвестный мужик, лежащий лицом вниз, вот только точно не молодой, а скорее пожилой. Его тёмная нестриженная шевелюра была обильно пересыпана сединой. Такой цвет волос бабушка в прошлой жизни называла «соль с перцем».

Связанного священника швырнули на траву, и едва он, перекатившись на спину, с трудом сел, Рудый, ухмыльнувшись, сказал:

- Извини, батюшка, теперь всё по-другому делать будем. У нас тут, сам видишь, всё немного поменялось.

- Вижу. – сказал отец Алексий, и всё-таки закашлялся. Кашлял он долго, но Рудый терпеливо ждал.

Наконец, священник сплюнул и закончил фразу:

- Похоже, власть у вас переменилась.

- Ага! – жизнерадостно подтвердил Рудый. – Мы тут с ребятами прикинули – зачем нам Жбан в атаманах? У Макарушки хоть кровь пустить не задерживалось, а на этом даже крови нет, он тать, а не душегуб. А что тать в лесу делать будет? За проезжающими купцами бегать и мошну у них втихаря срезать[2]? В общем, поспорили мы немного, пришлось мне ему делом доказать, чем моё ремесло лучше его. А второй просто дурак, который полез не в своё дело.

[2] Здесь необходимо оговориться, что названия преступных «профессий за несколько веков также изменили смысл. Проще всего с душегубом – убийца, он убийца и есть. Человек, который ворует, назывался «тать», а слово «вор» имело другое значение. Оно происходило от глагола «вьрати» — «врать» и означало «обманщик, мошенник, коррупционер». При этом слово «мошенник» тоже имело другой смысл. Карманников тогда не существовало – в традиционном русском костюме просто не было карманов, и деньги носили в мешочке, привязанном к поясу. Мешочек этот назывался «калита» или «мошна». А человек, который в толпе ловко срезал у лохов эти мешочки, так и назывался – «мошенник».

- Понятно – кивнул священник. – А теперь, значится, ты атаманом стал, так?

- Истину глаголишь, отче! – ещё больше обрадовался атаман. – Надоели они оба всем хуже горькой редьки – что Жбан, что Макар. Всё нудили и нудили про старые дела, про заветы воровские, да про слово обещанное. Слова да заветы – это дело хорошее, не спорю, вот только жрать их нельзя, и в кармане они не звенят. Смекаешь, старый?