Съевшие яблоко

Но стоило ей только закончить первую линию и приступить ко второй, с задней парты раздался звонкий уверенный голос:

— Не правильно, там не прямой угол.

Кира поспешно глянула в учебник и тоже поняла свою оплошность. Торопливо схватив тряпку стерла неверную часть — стала перечерчивать.

— Все равно не правильно! Там не может быть острого угла.

Учительница в некотором раздражении глянула на последнюю парту:

— Ян, мы еще не знаем какой там угол, мы его не вычислили.

— Знаем. Это же очевидно.

Для Киры это вовсе не было очевидно и девочка сконфуженно вчитывалась в условия задачи. Но чем больше вчитывалась, тем меньше понимала. Требовалось вычислить какой-то угол, но вот какой? Голова ее по прежнему оставалась пустой и мутной.

Девочка неуверенно посмотрела на доску, стерла еще раз, не решаясь чертить заново.

— Ну Кира, не тушуйся, — подбодрила учительница, недоуменно глянув на девочку. — Продолжай.

Но почему-то от ее доброжелательного, почти ласкового голоса у Киры комок подкатил к горлу.

— Светлана Алексеевна, можно я помогу? — мальчик с последней парты нетерпеливо подскочил на месте, — я уже в уме посчитал.

Учительница не выдержала и звонко хлопнула ладонью по столу:

— Ян, мы помним, что ты самый умный! — раздраженно бросила она, — помолчи.

Тот обиженно умолк, но это не сильно помогло.

Кира смотрела в книгу и уже решительно ничего не понимала. Да и не хотела понять. Этот позорный урок стал последней каплей. Ей было больно и стыдно. В задачу она уже почти и не вчитывалась, тупо перебирая слова, будто бусины, но не понимая их смысла. Сосредоточиться не могла и думала только о том, что сейчас опозорится перед всем классом и над ней будут смеяться.

В спину ей смотрели десятки глаз.

— Почему? — мальчик с последней парты недоуменно и возмущенно повысил голос, он зазвенел под потолком. — Я же знаю, а она нет! Там все совсем просто. Дайте я покажу!

Девочка вспыхнула, к глазам неожиданно подкатили слезы, так и не пролившиеся дома. Щеки ее горели, губы задрожали, и Кира, вдруг захлопнув учебник, бросила его на ближайшую парту и опрометью выскочила за дверь.

В классе повисла удивленная тишина. А потом доведенная до края учительница с силой ударила по столу ладонью — ручка, лежавшая на журнале подскочила:

— Романов, выйди!

У мальчика с задней парты недоуменно вытянулось лицо:

— За что?

Но сегодня преподавательница геометрии была сыта этим ребенком по горло и, не вдаваясь в объяснения, непререкаемо рявкнула:

— Выйди я сказала!

Мальчик удивленно глядя на нее круглыми глазами медленно поднялся. Будто никак не мог поверить, что его — Яна Романова — могут выгнать с урока. Медленно, не сводя с учительницы вопросительного взгляда, пошел к дверям. Но та молчала, беспощадно прямо держа спину и глядя прямо перед собой.

Только когда дверь захлопнулась учительница выдохнула и устало провела руками по волосам, инстинктивно приглаживая их, чтобы привести в порядок. Хотя ее прическа была единственным, что оставалось в порядке в этом классе.

Кира добежала до туалета уже вся в слезах. Дело было не только в этой злополучной задаче. Если подумать — никто не стал бы над ней смеяться. Ведь Романов мог сделать такое замечание любому. А кроме него никто не решил задачу в уме, а потому и смеяться тут было нечему.

Но Кире хотелось плакать.

Все вдруг стало так тускло и беспросветно, что слезы сами катились из глаз, и она с трудом удерживалась от того, чтобы заплакать в голос.

Начиная с субботы, когда отец забыл заехать за ней школу все пошло наперекосяк. В воскресенье родители друг с другом не разговаривали. А Кира из кожи вон лезла, чтобы сделать вид, что все хорошо. Ходила, то и дело улыбаясь, как дурочка. И делала вид, что ничего не замечает. Отчаянно надеясь, что если ей удастся их отвлечь, то все снова будет хорошо. Только все попытки Киры разрядить обстановку закончились ничем. А вечером отец снова ушел.

И мать металась по квартире, плакала, заламывала руки. Звонила бабушке и подругам.

Но дома она была спокойна.

А теперь так позорно разревелась в школе. Да еще из-за какой-то глупости, на которую не стоило даже обращать внимания.

Плакала она долго. Стоя у раковины и вдыхая удушливый запах хлорки, Кира изливала все свои горести.

И даже когда возвращалась в класс — с некрасиво опухшим носом и красными глазами — все еще продолжала всхлипывать.

У дверей кабинета математики тоскливо маялся Романов. Висел на подоконнике, заглядывал в приоткрытую дверь, изнывал, но не решался зайти.

Кира поджала губы и отвернулась. Она тоже стеснялась зайти в класс. А потому, чтобы не встречаться взглядом с мальчиком, встала у другого окна. До звонка оставалось всего несколько минут и Кира твердо вознамерилась переждать их тут. А потом гордо и непреклонно подняв подбородок войти, но не отвечать ни на какие вопросы и сочувствия не принимать.

Лицо мальчика приняло растерянное и вопросительное выражение:

— А ты что плакала? — он посмотрел с таким искренним огорчением, что Кира даже опешила.