Съевшие яблоко

Удивительно, но даже при такой книжности Ян оставался мальчиком живым и веселым. Первое что слышал Мезенцев по утрам, еще даже до сработавшего будильника — его звонкий голос. И в отсутствие его уже начинал чувствовать себя неуютно, будто из дома пропало нечто важное и квартира странно пуста.

Хотя нельзя не признать и того, что перемены произошедшие в жизни Мезенцева перевернули быт с ног на голову. Он больше не мог позволить себе засидеться до полуночи на работе или проспать до десяти. С утра нужно было вскочить ни свет ни заря, чтобы отвезти Яна на электричку. Вечером его нужно было забрать с занятий, покормить и затолкать в ванную, выслушать его трескотню об уроках и в ответ бездумно покивать. Сутки пролетали так быстро, что падая в кровать, Мезенцев каждый раз удивлялся куда пропал целый прожитый день. А личная жизнь пропала напрочь.

И все же, несмотря ни на что, так просто, легко и откровенно счастливым Мезенцев еще никогда себя не чувствовал. Это заметила даже мать, к которой он коротко забежал пару раз дожидаясь Яна после субботних уроков. Забежал, но ничего не рассказал. Уже давно забыв каково это — делиться с матерью своими новостями и проблемами.

А проблемы были. Еж оказался прав — это даже не собака. Дети — это шум, волнения, тревоги, лишние траты, куча хлопот. Когда у тебя в доме живет ребенок поневоле придется готовить, даже если сам прекрасно обошелся бы пиццей из супермаркета, женщину не приведешь, с приятелями в баре до полночи не просидишь. Дети опаздывают, теряют ключи, могут разбить хозяйскую вазу и болеют ангиной. Они спорят, препираются и теряются в самый неподходящий момент.

Но самое худшее — за детей ты несешь ответственность. И Мезенцев осознал всю тяжесть такой ответственности в самый обычный погожий ноябрьский день, когда ничто этого не предвещало.

В тот раз он слегка опоздал забрать Яна с занятий, что случалось довольно часто. Мальчик обычно безропотно ждал на автобусной остановке. И Мезенцев, не волнуясь, свернул к тротуару возле желтого козырька круглосуточного магазина. Огляделся, ища глазами знакомую зеленую куртку.

И тут же забыв обо всем подорвался из машины, даже не заглушив движка.

В противоположном конце остановки стояла тонированная черная двенашка с покореженным бампером, вывернутым наизнанку крылом и битой задней фарой. В машине сидели то ли трое, то ли четверо узколобых мужиков, неопределенной национальности. Их небритые отекшие лица свидетельствовали о длительном неконтролируемом запое. Мужики смеялись и подначивали стоящего у раскрытой двери ребенка, а тот с очень серьезным видом кивал, оживленно жестикулировал, показывая в сторону шоссе, что-то горячо объяснял и, как с ужасом понял Мезенцев, собирался сесть в машину.

И ни один человек, стоявший на остановке, ничего не предпринимал и даже не оборачивался в сторону подвыпившей компании.

Мезенцев бегом преодолел расстояние между двумя машинами и едва успел схватить мальчишку за шкирку как раз тогда, когда тот послушно кивнул в ответ на слишком громкую для трезвого человека просьбу: "давай-давай, малец, садись — показывай дорогу".

— Ты что делаешь? — Мезенцев рывком потянул на себя мальчика и одним резким движением отвернул того от дверцы машины.

Ян, подняв глаза, удивленно ойкнул и принялся объяснять беспомощно и нелепо:

— Дорогу показать, они просили дорогу показать — им в Ленинку надо. Заб-блудились, — слегка заикнулся он, когда Мезенцев, не дослушав, дернул его за плечо и, размашисто шагая, потащил к своей машине.

Мужики в битой двенашке развеселились:

— Эй куда! Нам в Ленинку надо. Прям позарез! — раздался нестройный гогот.

— Пошли отсюда, — Мезенцев стиснул зубы и, не глядя назад, тащил мальчика за собой. Тот то и дело порывался обернуться и, судя по всему, извиниться.

А сзади уже слышалось:

— Эй, чувак, малец обещ-щал дорогу показать! Забавный пацан у тебя! Сын?

Мезенцев по опыту знал, что на такой стадии опьянения переход от любви ко всему свету, до буйного озлобления обычно занимает с полминуты и повода не требует. Вот повеселились — теперь можно и помериться. Потому не удивился, что следующая фраза прозвучала кардинально вразрез с предыдущей:

— А ты ка-азел, мудак. Оборачивайся, я с тобой говорю!

Мезенцев толчком запихнул мальчика на переднее сиденье, тот едва успел подтянуть ранец, и с грохотом захлопнул дверцу. Могло дойти и до мордобоя.

— Че, бля, самый умный! Оборачивайся, когда с тобой говорят!

Мужиков распирало, мужики негодовали.

Но разборок по счастью не случилось. Неожиданный густой сигнал раздался прямо за двенашкой и ее подпер большой красный автобус. Толпа на остановке оживилась.

Автобус все напирал и напирал, выдавливая малолитражку с остановки. Так что двенашке ничего не оставалось, кроме как, злобно саданув напоследок сигналом, рвануть с места и освободить пространство.

Покрышки взвизгнули, движок взвыл и машина опасно вильнула сразу на середину проезжей части.

Маленькая "мазда" уходя от столкновения вывернулась у нее из-под бампера. Раздался возмущенный тонкий гудок.